Вот к чему пришли мы с Федей. Не сразу разобрались мы во всей этой истории. Не сразу поняли мы, в чем «существо вопроса»…
Уже серел рассвет за окном. Мы погасили в купе электричество, и вместе с ним погасли краски. Только тени различной густоты окружали нас. Алое одеяло казалось бархатно-черным. Голубая, в полоску рубашка Алексея Алексеевича чуть серела. Потом при мгновенном повороте поезда вдруг розовый свет ворвался в купе. Зарозовела белая подушка. Густым винным великолепным цветом загорелось вагонное шерстяное одеяло. Нежная полоска зари легла на дверное зеркало…
— Светает… — сказал Алексей Алексеевич и, повернувшись лицом ко мне, спросил: — А знаете, зачем я рассказывал вам все это?
— Зачем?
— Чтобы вы все это описали. Я в Кремле растерялся, ничего не сумел объяснить. А теперь когда, где, кому и как я расскажу? А надо… Пусть на моих ошибках другие поучатся. Вы писатель… Напишите нашу историю! Напишете?
— Попытаюсь…
Он сразу поверил, что я напишу, повеселел и живо заинтересовался:
— А как вы ее назовете?
— Не знаю.
— Назовите ее так: «Рассказ о директоре МТС и его внутренней врагине — главном агрономе».
Но я не захотела назвать этот рассказ так.
— Может быть, я назову: «Рассказ о слугах народа и о «подрядчиках»…
— Нет! — возразил Алексей Алексеевич. — Это надо не из названия… Это люди должны сами, из своей глубины понять и почувствовать, когда прочитают.
Так и не решив вопроса о названии, мы легли спать.
На другой день Алексей Алексеевич избегал оставаться в купе, видимо, его смущала собственная откровенность. Он все уходил в соседнее купе играть в преферанс. А я весь день думала о его истории.
«Директор МТС» и «главный агроном МТС» — наименование должностей или название труда сложного и вдохновенного? Определение служебных функций и взаимосвязей или слова, вместившие в себя богатство человеческих отношений, неизбежных в таком труде?
Севообороты, агрегаты, кондиции или то, что стоит за ними, — человеческие характеры, страсти, судьбы?..
Я думала об этом, но постепенно все мысли и образы вытеснила одна мысль и один образ — Настя…
В ее лице узнавала я сотни юных лиц, встреченных мною прежде и не узнанных при встрече.
Я видела их разными.
Я видела их веселыми и победоносными у тяжелых нив и на блистательных фермах.
Я видела их горячими и порой опрометчивыми в азарте борьбы.
Я видела их еще не уверенными в своих силах, только-только нащупывающими свою дорогу, как Настя в первые дни.
Я видела их плачущими и поникшими в минуты ошибок и неудач…
Может быть, рассказ о Насте заинтересует немногих, но если он сможет пригодиться хоть одной из тех, кто сходен с нею, он должен быть записан…