Здесь, в ресторане на берегу реки Арно, и состоялась их встреча. На первый взгляд, между ними было мало общего: она – европейка с образованием и манерами, он – сербский selfmademan; она – богата, он – нет; она – склонна к искусству, он, посвятивший жизнь единственно политике, – и в театр-то не выбирался, а на придворных балах и церемониях присутствовал только тогда, когда к тому обязывал протокол. И всё же их связывало самое важное для брака: обоюдное желание домашнего тепла и приверженность семье.
Они венчались в русской церкви во Флоренции, где Пашич молил Бога, чтобы «она была счастлива»[43]. Свадьбу сыграли тут же, на Piazza Independenza, 22. В середине июня, не завершив свадебного путешествия по Европе, молодые вернулись в Белград. «Государственные дела позвали меня назад»[44], – оправдывался новоиспечённый супруг в письме тёще.
Семейная жизнь Пашича сложилась счастливо. Жена смогла создать ему ту тихую заводь, где он мог отдохнуть от политических бурь. В отличие от многих своих коллег, по-балкански горячих, продолжавших партийные споры в белградских кафанах, лидер радикалов проводил досуг дома, в кругу семьи, которая с годами росла. В 1892 г. у Пашичей родился сын Радомир, год спустя на свет появилась Даринка, а в 1894 г. – младшая Пава. В 1900 г. родилась третья дочь – Даница, но она умерла в младенчестве.
К детям отец относился любовно, но без особой сентиментальности. Дочери, по стародавнему обычаю, целовали ему руку и говорили «вы». Значительно большую снисходительность он проявлял к своему первенцу, причём к концу жизни черта эта усилилась. Сам всегда щепетильный в денежных вопросах, старый Пашич, казалось, закрывал глаза на сомнительные операции сына, что подрывало его собственный авторитет в народе.
Взращённый в патриархальной среде сербской глубинки, он, как уже говорилось, впитал в себя поистине культовое отношение к семье, родственникам, друзьям и весь был пропитан каким-то задружным духом. Потому он и Сербию воспринимал как одну большую задругу, а сербов – как единый род. Когда в 1898 г. скончался младший брат Найдан, старший Никола принял старательство над его детьми (их мать умерла ещё раньше). Помогая оставшимся в Заечаре, он устроил одну племянницу в женский пансион в Киеве, а старшим племянникам, Петру и Николе, выхлопотал возможность учиться в Киевском кадетстком корпусе. Впоследствии, закончив корпус и выйдя юнкером в Константиновское артиллерийское училище, Петр писал ему: «Да, милый дядя, нелегко сознавать, что мы – птенцы, сиротинки, покинутые отцом и матерью, разбросаны по всему миру, что все мы живём благодаря Вам»