. Точка зрения самого Воронцова к тому времени была сформирована. Ему представлялось «целесообразным не возражать против предлагаемого проекта резолюции в целом и проголосовать за него», «не противопоставлять себя в этом вопросе западноевропейским странам и США».
В списке лиц, которым предназначалась телеграмма, стояло 37 фамилий, среди которых были и Президент, и вице-президент А. Руцкой, и все высшие чины Верховного Совета – Хасбулатов, Бурбулис, Гайдар и другие, а также руководство силовых структур. Среди них был и председатель Комитета ВС по международным делам и внешнеэкономическим связям Е. А. Амбарцумов. События разворачивались в пятницу, в рабочий день. Но А. Козырев никого не познакомил с теми вопросами, которые были поставлены Ю. Воронцовым в депеше перед высшими должностными лицами России, и принял такое важное решение самостоятельно, вероятно, лишь известив президента. У самого президента этот факт никак не запечатлелся. В книге воспоминаний «Записки президента» в разделе «Хроника событий», который вёл первый помощник Виктор Илюшин, записывая «каждый день президента, расписанный по часам и минутам, анализ каждого дня», дни 29 и 30 мая вообще не нашли отражения.
А. Козырев срочно ответил Ю. Воронцову: «МИД считает целесообразным согласиться с предложением представительства и, если не поступит других указаний, проголосуем завтра за резолюцию»[344]. А. Козырев предпринял всё, чтобы исключить возможность дискуссий и «других указаний». При этом он сделал циничную приписку о том, какое заявление должен сделать МИД, чтобы разъяснить народу свою позицию: не концентрироваться на санкциях, а говорить об ответственности СБ за урегулирование политического кризиса, подчеркнуть, что Россия сделала намного больше других стран для поддержки Сербии, но её терпению пришёл конец.
Именно с этого времени цинизм стал главной характеристикой деятельности МИДа на балканском направлении – действия стали расходиться со словами; для российской, югославской и западной общественности делались разные заявления; за пустословием министра не стояли серьёзные наработки; постоянно заявлялось о помощи сербам, в то время как сама политика была открыто антисербской. Отправляя ответ на телеграмму Ю. Воронцова, А. Козырев в тот же день говорил корреспонденту «Известий»: «Мы сделали всё возможное, чтобы помочь нашим друзьям в Сербии и других республиках, чтобы найти выход из кризиса». Но в Сербии не слушают его «дружеских советов», а «понимают только язык диктата». Он пообещал сербам «говорить с ними другим языком», имея в виду санкции, вернее, оправдывая свою готовность поддержать санкции и даже «международное вооружённое вмешательство». А. Козырев уже тогда начал, ещё мягкую, политику шантажа, например, пообещал Югославии поддержку в СБСЕ и ООН, если С. Милошевич «выйдет из игры»