.
Постепенно политика России на Балканах начинает приобретать более чёткие очертания, чему во многом способствовали события в Косове. Однако сначала по косовскому вопросу российская дипломатия чувствовала себя несколько неуверенно в уже сложившейся системе взаимоотношений среди западных партнёров. Постепенно отличительной чертой России становилось то, что в системе уже распределённых ролей в КГ она стала не только подавать реплики, но и читать монологи. При обсуждении проблем Косова в КГ Россия впервые имела особое мнение по ряду пунктов, хотя и не могла противостоять стремлению к международному вмешательству в косовские дела.
В апреле 1998 г. министр иностранных дел России Е. Примаков выразил позицию России уже более определённо, выступив против попыток отделения Косова от Сербии и против размещения в крае «иностранных войск под чьим бы то ни было флагом». Размышления по поводу планов и деятельности НАТО привели российскую дипломатию к особому мнению по этому вопросу. Министр заявил, что опасается создания прецедента использования сил НАТО без разрешения СБ, который может быть применим и в дальнейшем. Поэтому Е. М. Примаков решительно выступил против любого военного вмешательства в косовский конфликт.
С первого дня появления «проблемы Косова» мировое сообщество поторопилось так расставить акценты, чтобы речь шла не о сепаратистском движении, а о «движении за автономию». Чтобы настроить общественное мнение на нужную волну, нам внушали, что албанцы не имеют автономию и борются за элементарные права человека. Однако, когда мы рассматриваем развитие нынешнего кризиса в Косове, следует обратить внимание на следующий момент. В условиях растущего национализма и стремления к отделению во всех республиках бывшей СФРЮ руководство Сербии в 1990 г. пошло на ограничение (но не ликвидацию) автономии. Была распущена Краевая скупщина, пытавшаяся провозгласить отделение Косова от Югославии, была выбита почва из-под ног сепаратистского движения в результате интеграции всей территории Сербии.
Суть перемен во внешней политике России при министре иностранных дел Е. Примакове можно было бы обозначить следующим образом:
1. Смягчились утверждения об обязательности единства членов СБ и КГ в ущерб объективности. Е. Примаков утверждал, что «наша реакция в Совете Безопасности зависит от адекватности предлагаемых мер той ситуации, которая будет существовать на тот момент»[357].
2. Российская дипломатия стала стремиться принимать политические решения на основе экспертных оценок, а не наоборот. Это в корне меняло процесс проведения анализа событий и подготовки решений.