. Мануил проявил тогда снисхождение.
Никита Хониат, описывая сербско-византийское противостояние 1168 г., говорит о «ненасытных желаниях» Немани, против которого император вынужден был послать своего военачальника Феодора Падиата. Его миссия не увенчалась успехом, поэтому следующий поход против сербов Мануилу пришлось возглавить лично. Хониат тоже пишет о трусости Немани, «боявшегося его (царя) больше, чем животные страшатся царя зверей». В одной из бесед византийский автор, прославляя победу Исаака II Ангела в битве на Мораве в 1190 гг., называет Неманю клятвопреступником, который «клятвопреступлением обильно угощался каждый день, будто едой и вином».
Константин Манасия, прославляя Мануила Комнина, упоминает Неманю, нелояльность которого объясняет пословицей, позаимствованной из Диогена Лаэртского: «Старая обезьяна не попадается в сеть». Следует отметить, что, характеризуя сербского правителя, автор не раз использовал подобные «зоологические» эпитеты: «зверь», «скорпион», «змеиный перевертыш», «острозубый вепрь», «обезьяна», «лисица».
Более мягкие слова для Немани нашел Евстафий Солунский – профессор патриаршей школы в Солуне, а затем и местный архиепископ. Упоминая серба в панегирике Мануилу, автор самой яркой его чертой называет… физическую силу: «Вскоре и мои глаза поразил этот человек, фигура которого не из тех, какими природа наделяет людей. Роста он весьма высокого и фигуры внушительной». Затем следует описание триумфальной процессии императора, в которой Неманя принял участие в качестве бунтовщика и покорённого правителя. Неманя, по свидетельству Евстафия, внимательно разглядывал картины, служившие декорациями для шествия и изображавшие его мятеж. Императорский пленник якобы даже предъявил художнику претензии по поводу того, что тот не изобразил его рабом и не добавлял слово «раб» каждый раз, когда писал его имя.
Никита Хониат пишет о конфликте Стефана Первовенчанного с его женой и одновременно императорской дочерью Евдокией. Поначалу ладившие, они затем разругались: «Он укорял жену за чрезмерную похоть, а она ему говорила, что он с рассвета пьянствует, что не воду из своего кубка пьёт, а еще тайком чужой хлеб ест. Ссора разгоралась всё сильней, и Стефан задумал, а затем и осуществил варварский замысел. Воспользовавшись ложным доносом, а может, и правдой, будто Евдокию застали в момент прелюбодеяния, он приказал сорвать с неё всю одежду и оставить только тонкую рубашку, но и ту сильно порезанную, чтобы она только нужное прикрывала. И в таком постыдном виде выпустил её идти, куда пожелает». Согласно Хониату, брат Стефана Вукан попытался его успокоить, а Евдокию одел и с достойным сопровождением отправил в Драч. Позднее, как пишет автор, братья из-за власти разругались.