Отдышавшись, он поднял штанину – пятна поблекли. Стараясь не думать, во что ввязывается, Иван похватал пяток спящих курей и запихнул их в мешок.
Идол был на месте. А куда б ему деться, жирно размазывая по деревянному лицу кровь, думал Иван, это ж просто колода.
Когда он выбрался из пещеры, нога была в порядке – о черных пятнах напоминал лишь легкий зуд. А еще перестала ныть ушибленная поясница. Когда-то поврежденный глаз видел, как и здоровый. Вот только от него самого попахивало гнильцой…
Жена встретила его на крыльце.
– Окаянный! – заголосила она. – Ума решился?! Почто несушек изничтожил, ирод?!
Иван молча прошел через двор и затопил баню.
Чем дольше Иван кормил идола, тем крепче у него самого становилось здоровье. Болячки исчезали одна за другой. Сначала Ивана пугала подобная связь, но потом он решил, что ничего плохого в этом нет.
Но ходить в такую даль становилось все сложнее. А если выследят? Уничтожат идола? Что тогда станет с ним? Иван долго думал и наконец пришел к решению.
В дальней части огорода стоял без дела сарай. До сноса всё руки не доходили. Оказалось – к счастью. Укрепив крышу, Иван принялся рыть яму, удлиняя и углубляя сарай изнутри.
Работа шла бойко – земля была легкой, рассыпчатой. Иван грузил ее в садовую тачку и ссыпал за сарай. И декады не прошло, как насыпь затянуло крапивой и полынью.
По мере увеличения ямы Иван крепил стены и потолок. И снова копал.
Закончив, передохнул сутки и отправился за тем, ради кого и устроил возню.
Идол ждал его. Не мешкая, Иван опоясал его ремнями и взгромоздил на спину. Шею обдало сыроватым теплом, и в лицо ударил тяжелый дух гнили.
Ощущение оседлавшей спину тяжести показалось неприятным – Иван пожалел, что не прикрыл шею чем-нибудь плотным. Он затянул ремни на груди и поясе и двинулся к выходу.
Шагая через лес, Иван убеждал себя, что это ветер, а не чужое дыхание шевелит ему волосы. И не кровавик-камень в груди идола отстукивает шаги, а собственное сердце…
В деревню он вернулся ночью – чем меньше глаз увидит его ношу, тем лучше.
Кто ж знал, что самыми внимательными окажутся не чужие глаза, а родные.
Последнее воспоминание, которым умирающий разум Ивана поделился с внуком, было окрашено в горестные черно-белые тона…
…Борис настороженно всматривался во мглу, когда что-то кинулось на него из глубины сарая. Он выставил руки, приняв на них тяжесть нападающего. Его сбило с ног, облапило с медвежьей силой и принялось ломать. Он сразу понял, что дело плохо – противник был тяжелее и настроен серьезно.
Борис отбивался молча, экономя силы. От нападавшего пахло кровью и потом. Человек, понял Борис. Но когда зубы вцепились ему в щеку, понимание рассеялось. Борис хрипел под душившей его тяжестью, а нападающий, подминая его под себя, продолжал грызть ему лицо…