100 килограммов
Гриша, все такой же челкастый, как и в школе, лупит ее пластмассовым подносом по пузу. Пузо отдается приглушенным звуком, как натянутая барабанная мембрана.
– Хочешь кушать, Сало? – кричит одноклассник. – Хочешь кушать? Доешь за мной, Сало!
Сара визжит от ужаса, когда ее живот раздувается, как шарик в руках детского аниматора, и стропы качелей трещат от натуги.
– Ребята, тут Сало голодное!
С портретов на нее смотрят Сары. Толстухи хохочут вовсю, тычут жирными пальцами:
– Сало у Сары свисало, у Сары сало свисало, свисало сало у Сары…
Живот разрастается до потолка, упирается пупком в пружину.
– Сара! Сало!
Она всегда была Салом. Никто и не пробовал воспринимать ее иначе.
Этап третий – принятие.
104 килограмма
Еда теряет вкус. Мясо в клюквенном соусе, паста с креветками или кремовое пирожное. Любое кулинарное ухищрение Рубенса, любая специя теперь во рту как пенопласт. Сара различает лишь едва уловимый запах чеснока от пальцев художника, когда он ее кормит, и кисловатый от собственного тела. Теперь она потеет чаще.
Сара забыла о голоде. Как только она замечает, что тяжесть в набитом брюхе идет на спад, сразу просит добавки.
Невидимая сила вдавливает в ремни, и спина то горит огнем, то будто погружается в ледяную воду. За болью Сара не чувствует влажных поцелуев на груди и как руки Рубенса шарят по ее бедрам. Не чувствует его внутри.
Сара жует и смотрит в потолок.
107 килограммов
Что он сделал?
Что сказал ее начальству, родным? Полиции?
Он всегда умел найти нужные слова, чтобы получить желаемое. Затащил ее в этот подвал с той же легкостью, как затаскивал в тот самый ресторан каждые выходные. Уговорил «пошалить напоследок», последний раз в сезоне покататься на качелях, прежде чем закрыть дачу до теплой поры.
Сара не удивилась бы, узнай, как он льет слезы в кабинете следователя, выдумывая новую байку. Может, даже разок грохнулся в обморок, творческая же натура.
И все-таки. Рубенс должен быть первым подозреваемым, почему его не затаскали по комитетам, прокуратурам или где там людей ищут?
Чтобы найти, надо знать, где искать, а неприметную дверь в нише прихожей так легко заставить сервантом.
Сара подрагивает от мысли, что полиция могла здесь быть. Прямо над ее головой. А она проспала или не услышала за скрипом пружины. Жевала, когда должна была кричать…
Горячая волна поднимается к горлу, обжигает нос, и Сара тянет подбородок к груди, чтобы не захлебнуться в собственной блевотине. С трудом сглатывает ком вонючей жижи.
Хватает ртом воздух и пытается прикинуть, как давно ее перестали искать.