– Мне страшно, Тём, – сказал он вслух.
Они пришли в дом.
Тихо позвякивала посуда на кухне, в соседней комнате скрипели половицы. Пахло зимой. Скрипел снег. Хрустел лед. Выл ветер, и ему вторило что-то еще. Что-то очень большое. Плакало голосами мертвых, скормленных бабке, детей. Надрывно верещало сиреной скорой.
Следовало начертить круг, взывать к кому угодно, молить о помощи, обещать взамен всё и больше, но Сергей не двинулся.
– Мне страшно, Тём. Я не смогу.
Чертовы Ворота ждали.
Существо выло на одной высокой ноте.
В углу чавкала бабка.
Из зала донесся оглушительный грохот и треск.
Там хранилась библиотека Юрия Ивановича и…
– Нет! Сука, нет!
Сергей кинулся в соседнюю комнату.
Снегом кружили обрывки страниц, неспешно опускаясь на пол. Обложки грудой свалили в центре вперемешку с изорванными в клочья холстами и расколотыми рамами. Рядом с разнесенной в щепки дверью в кладовую лежал растоптанный копытами графический планшет и внутренности компьютера.
Артем не говорил о семье, а Сергей не спрашивал. Он стал ему новой семьей. И точка.
Они прожили вместе долгие три года. Счастливые три года. Мечтали уехать к морю.
Артем… Смешливый, постоянно растрепанный, неуклюжий, любивший чай и ненавидящий кофе, могущий в любой момент замереть и долго вглядываться в одну точку, а потом рассмеяться одному ему понятной шутке.
Разбрасывающий вещи по всему дому. Рисующий. Спящий. Смеющийся над старыми комедиями и мюзиклами.
Нарочитая непосредственность Артема, граничащая с инфантилизмом, иногда раздражала Сергея, до крика, до стиснутых зубов и мысленного счета. Но разве не все художники такие? Дети во взрослых телах, созидающие то, чего нет.
Как бы то ни было, жизни без Артема Сергей уже не представлял.
Не мог представить вечера без споров. Не мог представить дни без звонков друг другу.
Да, они были счастливы.
Но все имеет финал.
То лето выдалось дождливым, иная осень проливает меньше воды. Сергей сидел в захламленной квартире старушки, уверенной, что на ней порча, раскладывал карты, а по подоконнику настойчиво барабанили капли.
Ремесло долго не хотело даваться Сергею. Он бился в глухую стену, и, когда та наконец рухнула, он пребывал в растерянности, хватаясь за любой заказ, которых, благодаря сарафанному радио, с каждым днем становилось все больше. Не столько ради денег, сколько из желания убедиться, что способности, которые крепли с каждым днем, не игра воображения.
Но этим вечером карты путались, не хотели говорить, впрочем, и без них было понятно, что главная проблема клиентки – ее мнительность.
От старушки Сергей вышел в районе семи вечера, к тому моменту уже слегка распогодилось, но серый сумрак, захвативший улицы, не собирался никуда уходить, угрожал новым ливнем.