– В прошлом году Ле Берг рассказал мне, что видел своего отца в Цирке Годеш. Своего мертвого отца. Что тот смотрел на него из ледяной глыбы. А потом вытянул руку, Ле Берг протянул свою, они коснулись льда с двух сторон, и он почувствовал… тепло…
Голова пошла кругом, откуда-то со дна рассудка вновь поднялась муть, и Рыбин бессильно опустился обратно на табуретку.
Зуев достал из рюкзака какую-то бумажку. Распечатка старой черно-белой фотографии. Миниатюрная девушка, одетая по моде времен «интербеллума» – вышитое бисером платье, короткая стрижка, тиара и нитка жемчужных бус в стиле ар-деко. Рыбин мгновенно узнал ее и почувствовал странный укол стыда за то, что минутой раньше видел эту девушку обнаженной.
– Это Мари, жена Виктора Харта. Умерла от испанки в двадцатом году.
– Зачем… Зачем мне все это, Миш? – повторил Рыбин, зажмурившись и приложив ладонь ко лбу. Казалось, голова вот-вот лопнет.
– Потому что я вижу, как ты… гаснешь, – ответил Зуев, запнувшись на миг, чтобы подобрать правильное слово. Он говорил по обыкновению взвешенно, без тени эмоций, как голос робота техподдержки, едва заботясь о том, чтобы согласовать интонацию отдельных слов в предложении. И все же Рыбин знал – в этой вот миллисекундной заминке проявилась огромная забота, на которую из всех, кого он когда-либо знал, был способен лишь Зуев.
– Думаю, мы оба гаснем, – добавил Зуев уже тише и выпустил струю дыма в форточку, заставив паутину дрогнуть. – И нам обоим хотелось бы… увидеть тех, кого мы…
Он замолчал. Рыбин подумал о сыне Зуева, умершем от передозировки в прошлом году. Зуев продолжил:
– Правда это или нет – но горы всегда спасали нас, Миша. Спасали, когда внизу становилось слишком сложно. Отсекали лишнее, делали все предельно простым. И я думаю, сейчас они нужны нам больше, чем когда-либо. Я еду в Непал осенью. Пойду искать этот Цирк Годеш. Есть там… что-то или нет – не так уж важно. Мне просто нужна какая-то цель. И я хочу, чтобы ты поехал со мной.
Рыбин усмехнулся.
– Я уже давно не альпинист, Миша. Я просто… просто пьянь.
Рыбин ожидал, что Зуев станет его уговаривать, но тот вдруг встал и принялся обуваться.
– До осени еще далеко, – сказал Зуев, затягивая шнурки на видавших виды треккинговых ботинках, столь же неуместных в городе, как и его рюкзак. – Есть время подумать.
– Нет, – твердо ответил Рыбин. Дверь за Зуевым захлопнулась, и Рыбин снова – уже самому себе – сказал «нет». Он был уверен – выше своего пятого этажа он поднимется разве что на лифте. Твердо, железобетонно уверен. На три миллиона процентов.