Не могу составить стройную хронологическую картину событий в Новопесковском лагере, так как все в голове как-то спуталось и возникают лишь отдельные картины.
Помню, как привезли англичанку Летти, мы все ей обрадовались. Она еще больше похудела после болезни и пребывания в скверных условиях больницы. Она была рада возвращению, так как могла поговорить. Графиня Ростопчина тоже говорила по-английски. Но Летти оставалась недолго с нами: дня через четыре ей было велено собрать вещи. Она прибежала ко мне в слезах, в страхе, что ее поведут на расстрел. Я пошла к Ганенфельду узнать, он ничего не знал, но сказал, что такое возможно. Тогда я решила пойти к нашему старому коменданту как бы за англичанкой, заодно спросив у него, куда ее направляют. Он сказал: «Туда, откуда она не вернется» – и дал мне понять, что ему некогда со мной говорить. Я вернулась к бедной Летти, решив ничего ей не говорить. На ее вопрос я ответила, что мне ничего толком узнать не удалось. Я помогла ей собрать в тюк ее убогие пожитки, после чего благословила образом Божьей Матери, который случайно оказался у меня, и посоветовала ей молиться Богу все время, верить в Его всесильную помощь и не забывать, что она – англичанка, должна быть бесстрашной и держать себя с достоинством, что бы с ней ни случилось. Мы с Масолей обняли ее нежно и проводили до самой калитки. Она все хватала меня за руку, а я говорила: «You must be brave, darling».[179] В эту минуту мне хотелось заменить ей мать.
То, что с ней произошло, я узнала позднее, когда мы уже жили на воле и я ходила в Андроников монастырь,[180] нося передачи во время болезни Масоли. Там оказалась Летти, к моей большой радости. Я не могла долго с ней говорить, но она сунула мне в руку письмо, в котором рассказала, что тогда ее отвезли на станцию Орша, где высадили под конвоем, повели одну в лес, привязали к дереву. Что ей говорили, она не поняла. Солдаты принялись стрелять в дерево вокруг ее головы. Натешившись таким образом, они отвели ее назад и таскали по тюрьмам и этапам, пока она снова не попала в Москву, в этот монастырь. Она писала, что не расставалась с моим образком и все время помнила мои слова. Ей как-то удалось войти в сношение с какими-то англичанами, и она надеялась выбраться в Англию. Однажды я снова пришла в монастырь, и когда навела справки о ней, то узнала, что ей удался выезд домой. Мне всегда хотелось узнать о ее дальнейшей судьбе, но я никогда больше о ней не слышала.
Однажды в неприемный день ко мне подбежал конвоир и сказал, что ко мне кто-то пришел и ждет меня наверху. Когда я, преодолев нашу грязную и скользкую лестницу, вышла наверх, то увидела своего дорогого Лапушку! Мне казалось, что я брежу. Он бросился в мои объятия, быстро проговорив, что его пустили ко мне на минуту. Успела прибежать и Масоля, которую тоже позвал добрый конвоир. Солдаты всегда радовались вместе с нами. Оказалось, что из Кисловодска приехала Паша Толстая узнать, не осталось ли чего в их царскосельской квартире, нашла наших и уговорила их ехать на Кавказ, так как от квартиры, конечно же, ничего не осталось, все было расхищено. От них я узнала, что Фугишка уехала за границу с Зоненфельдами, которых сразу же освободили. Она вышла фиктивным браком за какого-то венгра-актера и уехала в надежде оттуда вызволить и нас. Лапушка с Алекушкой оставались все это время с Татой, которая поправилась и жила на воле. Гунчик был все еще в петербургской тюрьме.