Наконец я дорвалась до новостей о всех вас, о которых долго ничего не знала. Фугишка рассказала о том кошмаре, который она испытала в исправительном заведении, куда ее отправили из Петербурга. Это было то же заведение, куда попала Ловсик, но только другое отделение для девочек постарше, которые все были проститутки и воровки, возненавидевшие ее с первого раза за то, что она с ними не дружила. Они прозвали ее Баронессой. Их разговоры и брань не поддавались описанию. Я уже рассказала, что заведующая заведением была старорежимная дама, которая поняла, что имеет дело с девочками совсем другой категории, и всячески старалась их оградить от общения с этими несчастными изуродованными детьми. Раз она сказала Фугишке, чтобы та спала у нее. Бедная Фуга обрадовалась, так как для нее было пыткой видеть и слышать все, что говорили и делали эти девочки. Когда Фуга, Ловсик и Лап были отпущены из заведения, то начальница призналась, что подслушала разговор старших девочек, которые собирались в ту ночь задушить Фугу во сне. Они возненавидели ее за неучастие в их проделках. Так опять Господь оградил моих дорогих, а я в неведении сидела в тюрьме и поручала их всесильной любви Божьей. Многое мы узнали друг о друге, и время летело быстро. Тогда-то ты и рассказала, что видела меня в своей болезни, когда я тоже тебя видела, хотя ты была далеко от нас на юге. Когда-нибудь ты сама напишешь свои воспоминания для дорогого Шими, чтобы он понимал, как Бог хранит среди страшной опасности.
В Дрездене нас ожидала радость встречи с Оболенскими, которых мы потеряли из виду после их отъезда из Совдепии. Жили они в квартире старшей сестры дяди Оффенберга, графини Кайзерлинг. Дядя Алеша был, как прежде, гостеприимен и ласков. Тетя Лизи жаловалась на трудности жизни, но тем не менее они нас угостили на славу. Софи Кайзерлинг пришла со своей внучкой и вспоминала бабушку Мещерскую, которую очень любила. Доли была в восторге снова увидеть Лапа, а я смогла представить Фугу дяде и тете. Кроме того, мне хотелось переговорить с дядей о твоей предстоящей свадьбе и расспросить его о Ваньке, будучи уверена в его справедливой оценке. Для этого я отправилась к ним одна. Они жили в квартале, напомнившем мне детство, когда мы бывали в огромном старом дворце Шенбургов, который мне тогда казался очень мрачным, хотя мы там веселились от души. Дядя Алеша был сердечен и сказал, что тебе необходим развод и что он ничего плохого за Ванькой не замечал, что в Берлине у молодежи мало работы, но когда ее находят, то все меняется. Все дело в том, как ее получить. Все это происходило незадолго до инфляции. Я вспоминаю, что после свадьбы ты писала, что самое выгодное было – покупать вещи, хотя бы белье, которое сегодня стоило, скажем, двадцать марок, а через две недели оказывалось, что вы его купили почти даром. Ты рассказала о том, как встречала и отправляла через Голландию Ловсика (где тогда жила сестра Юрия Мовеса) в Англию.