тогда я звала мою дорогую Мими и просила ее поцеловать меня, не объясняя причину своей бессонницы. Ее голос и ласка успокаивали, и я засыпала, стараясь не думать о вечности. Теперь мне странно, что можно думать о таких вещах, будучи столь маленькой, но, видимо, серьезное отношение к жизни наших родителей и то, что они никогда не окружали нас банальными людьми, а всегда старались будить интерес ко всему, что для них было самым важным в жизни, наводило даже детские мысли на подобные темы.
Если мне почему-либо не удастся дописать свои воспоминания, то хочу заранее сказать, что моя жизнь от колыбели и до сего дня, когда она вся в прошлом, была полна радости и счастья благодаря любви и заботе наших родителей, которые мы тогда не ценили. В общении с замечательными людьми, которые старались направлять наши мысли; в любви и счастье с Фрумошкой, которого я была так недостойна и жизнь которому осложняла бессмысленными соображениями, кажущимися теперь более чем пустыми и глупыми; в вашей любви, которая меня всегда радовала и удивляла, так как я говорила себе, что любить-то не за что; несмотря на то, что постоянно вспоминаю свои бесконечные ошибки и все, что я не так делала, и все то, что не сделала, когда должна была сделать; несмотря на острую боль раскаяния во всех моих прегрешениях и сознание своего недостоинства, мне хотелось бы вам передать ту внутреннюю радость и благодарность Богу, которой полна душа моя: радость, потому что Бог обещал прощение; благодарность за все, за все, не только светлое, что было и есть в жизни, но и за то, что казалось тяжелым, темным, непонятным, а иногда даже не под силу.
Нет вещи не под силу, когда Бог с вами, а Он всегда около всякого призывающего Его, даже грешного.
Я давно забросила свои воспоминания, моя Аглаидушка, которые начала писать по твоему желанию: все нет возможности спокойно засесть за них, а между тем так хотелось оставить вам на память светлый образ наших дорогих родителей и Фрумошки. Его вы помните, и для вас он жив в памяти, а также в сердцах ваших. Если Господь продлит мне жизнь, то, может быть, удастся дописать начатое, а пока хочу записать все, что было после кончины нашего Фрумошки. Я многое начинаю забывать и потому тороплюсь это сделать. Ты и Масоля[118] уже выезжали в свет до его кончины. Вывозили вас Тоца и дядя Боря,[119] у которых вы жили. Моей Тюре[120] было 16 лет, Гунчик[121] был в кадетском Александровском корпусе, а Фуга,[122] Лап[123] и Алекушка[124] еще детьми. Алеке было всего 8 лет. Дорогой дядя Боря помогал мне разобраться в делах: одолжил деньги на похороны и первые расходы и поручил наши дела (он был вашим опекуном) своему заведующему, Рындину, который очень хорошо их вел, но случилась революция. В тот год одно Слудицкое лесное хозяйство должно было дать 75 000 рублей дохода, причем все недоимки по всем имениям были уже уплачены, а их было изрядное количество, когда Рындин за них взялся. Фрумошка был так занят делами Дворянства и в Государственном Совете, что ему было трудно уследить за своими делами и за делами Дубровок, которые были поручены тете Ольге,