Когда с вами Бог. Воспоминания (Голицына) - страница 92

Конечно, я много думала, и временами мысли не давали мне покоя, хотя я знала, что все вы и передачи от вас в любящих и мудрых руках Божьих. А если Он и позволит этим людям оторвать вас от меня, то, верно, с какой-нибудь благой целью и что так лучше, если Ему угодно.

Все же временами схватывало сердце как клещами, до физической боли. Я знала, что это искушение, что надо молиться и бороться с этой тоской по детям и страхом за них. Я вам уже говорила, что задалась целью прочитать всю Библию от доски до доски, кроме повседневного евангелического чтения и 24-го псалма. Так вот, в тоске и тревоге не находила я себе места и, чтобы утомиться физически, ходила взад и вперед по комнате. День клонился к вечеру, но электричество в камерах не зажигали до полной темноты. Вечер и полумрак еще больше терзали и давили на наболевшую душу. Наконец зажгли свет, и я села к столу, на котором лежала Библия. Бесцельно перелистывая дорогую книгу, которую мне к свадьбе подарил дедушка Мещерский, я вспомнила, что иногда люди гадают на ней. Не помню, кто мне говорил, что привык задумывать вопросы, а затем, заложив палец в Библию на любой стих, искать в нем ответ. Мне же казалось это каким-то кощунством, и я себе сказала, что просто буду продолжать начатое чтение. Это была история Иродова Варуха, которой почему-то нет почти во всех изданиях, но в моем – была. К сожалению, не могу сейчас сделать выписку из нее, так как в теперешней моей Библии ее нет. Вот смысл того, что я прочла, и это последняя глава Иродова Варуха, которую я прочла по порядку. Там говорилось: ты рассталась с детьми своими в слезах, но снова встретишься с ними в радости и будешь благодарить Бога за Его милости! Это было прямым ответом на мою глупую, но человеческую тоску и тревогу!

Вскоре я узнала, что тетю Катусю и госпожу Новосильцеву перевели из общей камеры в маленькую комнату недалеко от меня по коридору. По утрам мы стали встречаться у раковины, в которой позволяли мыться по очереди, но так как везде подслушивали и подсматривали, разговаривать было трудно, и мы подсовывали друг другу записочки. Раз днем я сидела и читала Библию, и мне показалось, что скребется мышь, я прислушалась и продолжала читать. Вскоре я услышала капель, обернулась и увидела на полу лужицу. Подняв голову, обнаружила мокрое пятно на потолке. Через несколько секунд уже текло, а затем полил дождь как из ведра. Я вскочила и бросилась к двери, услышав шаги. Там проходил один из комиссаров. Я просила его посмотреть, что у меня творится. Он глянул, повернулся и, не говоря ни слова, ушел. Я вернулась к себе, зная, что Петру достанется, если меня найдут в коридоре. Я встала у окна, чтобы обезопаситься, если потолок обвалится. Вода уже падала стеной, и было неясно, откуда она бралась. Вдруг огромный кусок потолка отвалился и с грохотом упал на кровать одной из женщин. В ту же минуту ворвался Петр и закричал: «Выходите скорей отсюда. Вас убьет! Скорей! Скорей!» Я спросила, куда идти, но он прикрикнул, чтобы я торопилась, и вытолкал из помещения, а сам вернулся в комнату. Тут я закричала, чтобы он тоже уходил, что его убьет. Он обещал принести мои вещи. Их было так мало, а Библию я захватила с собой, так что я просила его вернуться, но он забрал все, что было, и даже не забыл отвязать образок от кровати, тот образок Божьей Матери, который лежал под подушкой Фрумошки, когда он умирал, и был в его руках в гробу и который я хочу, чтобы положили со мною в гроб, где бы я ни умерла. Петр мне объяснил, что шпана (так называли бедных мужиков, арестованных по пустячным обвинениям) забыла завернуть краны наверху, когда стирала свое тряпье в прачечной, и что весь верх залило. В это время появился комиссар Кормилицын, тот самый маленький зверь, что подсматривал за мной и Тевяшовой, и стал истошно кричать, чтобы пригнали шпану и заставили их хоть языками эту грязь лизать и чтобы не смели им давать ведра и тряпки. Меня же приказал отправить в какую-то камеру. К моей радости, я оказалась с тетей Катусей и Новосильцевой. Комната была крошечная, но мы радовались быть вместе. Тетя Катуся рассказала, что ее арестовали за то, что у нее нашли спрятанное в чулане серебро ее знакомых и друзей. Она почему-то была в восторге от этого ареста и все время пела. Вскоре после этого меня опять вызвали вниз на свидание к сестре Смирновой, которая сообщила о кончине тети Лины Голицыной. Она сказала, что видела детей и они здоровы, а Масоля жива, но пока в больнице, а была при смерти от тифа, после того как ее увезли от меня. Когда я вернулась в камеру, то тетя Катуся хотела непременно пропеть со мной панихиду по тете Лине, но я отказалась, говоря, что буду сама мысленно молиться. Она все же начала петь панихиду, но тотчас же вошел один из комиссаров и запретил. Затем меня вызвали к нему на допрос. Он спросил, что мы пели, и стал рассказывать, что знал дядю Борю, когда тот заправлял экспедицией заготовок государственных бумаг. Он, очевидно, хотел to draw me out,