Когда с вами Бог. Воспоминания (Голицына) - страница 93

но я ничего не говорила. Он выразил недовольство по поводу моего обвинения в том, что они носят наши вещи. Я отвечала, что у нас все забрали, а кто носит наши вещи, не знаю. На том он меня отпустил.

Раз за мной в неурочный час пришли днем и отвели в комнату внизу, где нас допрашивали вначале. Там сидели Афанасьев, Кормилицын и незнакомый молодой человек еврейской наружности в штатском. Меня попросили сесть, и незнакомец очень учтиво обратился ко мне, спросив, знаю ли я, что меня обвиняют в контрреволюции. Я ответила отрицательно. Затем он спросил, согласна ли я обещать не заниматься больше политикой. Я сказала, что никогда ею не занималась, не интересуюсь ею и могу это обещать. Он сказал, что его прислала ко мне и детям Мария Федоровна Андреева (вторая жена Горького), к которой обращался Лапушка. Он сообщил также, что навестил Масолю в больнице, что она поправляется, что он заехал к нам домой, никого не застал, но сейчас туда вернется, чтобы привести детей на свидание. Я не верила своим ушам, но поняла, что Бог услышал мои грешные молитвы. Он уехал, обещав по приезде послать за мной. Вернувшись в камеру, я рассказала о такой радости тете Катусе и Новосильцевой.

Примерно через час меня вызвали в другую комнату. Там стоял мой Лапушка рядом с этим добрым человеком. Мы было кинулись друг к другу, но потом остановились. Он спросил у Лапа, отчего тот не поцелует меня, и указал мне на стул в конце комнаты. «Садитесь там и говорите с вашим мальчиком, я сяду подальше, чтобы не мешать, но мне придется остаться здесь, иначе пришлют солдата». Я ему сказала, что у нас нет никаких тайн, и поблагодарила за доброту. Фуги и Алеки не было дома, и потому он не смог их привести. Я так привыкла к постоянному подслушиванию, что не верила своим ушам, но он снова просил не стесняться в разговоре. Такая была радость увидеть и обнять Лапа. Он мне рассказал о болезни Масоли, про их житье-бытье, что Фугу не арестовали, что Гунчик еще в тюрьме и что сам он несколько раз был у Андреевой, прося что-то сделать для нашего освобождения. По-видимому, его неотступность покорила ее и заставила внять его просьбе. Он говорил, что она была очень мила, что прислала одного из секретарей и что у нее служит бывший воспитатель Георгия Щербатова, Георгий Никанорович Малов, который ему очень помог. Говорили мы долго. Наконец наш благодетель сказал, что он должен вернуться в город. Я просила благодарить Андрееву и сказать, что мы ни в чем не виноваты, то есть ни в каких заговорах не замешаны. Он ответил, что Андреева сделает все возможное для нас. Свидание это было неожиданной радостью и утешением. Потом я узнала, что Лапушка с самого нашего ареста побывал, где только мог, стараясь нас вызволить, но натыкался либо на отказ, либо его не допускали до влиятельных людей. Андреева же отнеслась сочувственно к его настойчивости в достижении цели и согласилась помочь. Ей мы обязаны нашим освобождением. Наш арест длился шесть недель. Все это время Масоля оставалась в больнице в одной палате с Тевяшовой, которая ходила за ней, как родная мать. Еще там была госпожа Ефимович. Нас отпустили 22 ноября старого стиля 1918 года. Я снова увидела Масолю, Фугу, Лапа и Алекушку. Настя нам приготовила, что могла, и Маша Пушкина с Икой пришли порадоваться с нами. Брандорфа отпустили в тот же день, а Гунчика позже. На другой день я открыла свою книжечку после чтения Евангелия и прочла: «I have taught thee in the way of wisdom; I have led thee in right paths».