Будучи совершенно неверующей, я с особенным чувством смотрю на церкви. Мне нравятся они и потому, что слышали много искренних молитв, и потому, что они всегда красивы.
23 января
Сегодня услышала, что Ленин умер. Первую весть принесла баба-молочница: «Слышали, царь-то умер?» Я не поняла: «Какой царь?» – «А Ленин!» Федот объяснял прислуге и прачке: «Такого человека потеряли, какого и не было, и не будет! Он всех нас от смерти, от гибели спас!» Я спросила: «От какой смерти?» – «От помещиков и капиталистов!»
Боязливая публика опасается перемен, хотя какие могут быть перемены от смерти лица, уже столько времени бывшего не у дел? На ГПУ и некоторых других зданиях висят чёрные флаги, но они почти незаметны. Вчера все вечера были прерваны, кроме театра, который благополучно доиграл «Гугенотов».
Юле новость принесла маленькая больная полечка, шепнула на ухо: «Чёртик умер! Вот хорошо-то!» Юля, узнав, кто такой чёртик, не согласилась, и они с девочкой повздорили.
Екатеринбург, июнь 2018 г.
Я знаю Княжну, страшно сказать, больше сорока лет.
При этом я её совершенно не знаю.
Не знала до сегодняшнего дня.
Ирина Николаевна Тарновская-Тараканова – дочь своего отца, вдова моего брата и мать Андрюши. Алкоголичка и грубиянка. Не интересуется ничем, кроме телесных радостей и вредных привычек: выпить, покурить, «потрахаться с нормальным мужиком» – вот предел её мечтаний. Я ни разу в жизни не видела её с книгой или хотя бы с компьютером – это единственный известный мне человек, не умеющий им пользоваться. Даже моя мама умеет включать и выключать наши «дрова», но Княжна, по её собственному выражению, «без понятия», как подойти к ноутбуку.
С мамой у Княжны сложились в последние годы ласковые, заботливые и предупредительные отношения. Она как будто бы её родная дочь, а я – падчерица из сказки, которая каждый месяц ходит за подснежниками в суровый морозный лес. Мои европейские заработки с трудом покрывали обязательные платежи, ведь я платила ещё и по кредитам, тщетно мечтая закрыть хотя бы один – но вместо этого писала заявления на увеличение кредитного лимита.
Иначе нам было просто не выжить.
Иру не интересовало, кто и как будет выплачивать Долг. Она жила в постоянном алкогольном дурмане, под защитой вечно пьяных – наверное, римских! – богов. Видела всё расплывчатым, затуманенным, а потому ненастоящим и нестрашным.
Когда я вернулась из Парижа и объявила, что отныне у меня нет работы, а значит, и возможности выплачивать Долг, мама заплакала. А Княжна, которая по какой-то удивительной случайности была в те дни дома, сказала: