У нас стало нарушаться бельевое хозяйство, ведь когда отправляли Юлю и Мишу, им я дала часть белья. Дети подрастали – нужны были простыни, полотенца. Я купила на свои деньги простыней, полотенец, кое-какую мелочь, и он покупал иногда. Раз как-то он меня позвал куда-то с ним идти – я сказала, не знаю, в чём идти. Платья нет. Он пожал плечами и презрительно сказал: «Сколько лет работаешь и даже платья не могла себе завести».
На каникулы приезжали Миша и Юля. Стало очень людно, надо было бы подкормить детей, но К.К. не прибавил денег, мне было трудно кормить всю эту ораву – семь человек, восьмая домработница. Юля, как всегда, не хотела ничего видеть и ничем не могла помочь. Она даже обижалась, когда ей предлагали что– либо сделать. Она же приехала отдыхать! Миша был очень весел и мил. Он получил «отлично» за свой концерт, премирован как молодой композитор Кировской стипендией. У него были планы, большое желание учиться и показать себя достойным премии. Он был лучше, чем всегда, в смысле настроения. Если раньше я иногда и опасалась за Мишину психику, то в этот приезд он был совершенно вне подозрений. Как всегда, услужлив, ласков, добр. Случалось, что я пойду на базар, вдруг кто-то сзади у меня сумку берёт. Оказывается, Миша. «Ты же занимался, как сюда попал?» – «Я подумал, что ты тяжёлое понесёшь, вот и встретил». Он мне рассказывал о своих путях в музыке, но я не всё понимала. В этих модных веяниях так сразу не разобраться. Уехал он бодрый, с огромным желанием работать.
На каникулы К.К. ездил в Москву, но получил там окончательный отказ. Нина Самойловна сошлась опять со своим мужем, не разрешила даже зайти. Он сообщил мне, что с Москвою всё кончено.
Опять настала передышка, опять К.К. был любезен, меньше придирался, интересовался моими делами. А дела мои в институте шли хорошо – за год меня премировали два раза ударной грамотой, которую я не получила, впрочем, но честь была оказана. Кабинет был организован, заведование кафедрой шло крепко. Работой я дорожила, так как она меня отвлекала от мрачных мыслей. Некоторое успокоение наступило. Прекратились разговоры о новой жизни, ничего не было слышно об Оне. С Москвой порвано, надежды возобновились. К.К. был любезен и предупредителен, и я была любезна и предупредительна.
Екатеринбург, сентябрь 2018 г.
Уральский геологический музей я обходила стороной много лет. В моей жизни всё изменилось до полной неузнаваемости: с наивной девочкой, заставшей отца с любовницей, у меня не больше общего, чем с той студенткой, что курит у дверей, улыбаясь парню в рваных джинсах. В музее же, кажется, не изменилось ничего: те же камни у входа, та же лестница и, вероятно, те же самые экспонаты, многие из которых профессор Матвеев приобретал для коллекции на свои деньги. К.К. был буквально одержим этим музеем, именно он стал ему настоящим, любимым ребёнком в отличие от родных детей. Юлю он, впрочем, выделял, гордился её красотой и независимым, сильным характером. Андрея терпеть не мог. Мишу, когда с тем случилась беда, вычеркнул из списка удачных жизненных достижений. О младших, Саше и Ксеничке, будет сказано после.