Кто она, та родственница с сигаретой? Чья она дочь – Санчика, Ксенички? О трагической судьбе Андрея и Миши известно из дневников, у них не было детей. А может, она наследница по другой линии – мотовилихинской? Пермский период? Нужно было остаться, а не убегать с места преступления, которое и не было никаким преступлением до моего позорного бегства.
А ещё нужно объяснить самой себе этот странный поступок. Одно объяснение у меня есть, не знаю, верное ли. Я ещё в детские годы привыкла сверять движения души с Ксеничкиными, но при этом я никогда всерьёз не верила тому, что герои этой истории существовали на самом деле. Даже когда мне выдавали на руки пыльные архивные книги или аккуратно отпечатанные справки. Даже когда читала у Ильфа с Петровым про убийство стареющей куртизанки. Даже когда я увидела могилу К.К. на Михайловском кладбище! Дневники Ксении Лёвшиной были моим тайным убежищем, которым я не хотела делиться с близкими. Ни маме, ни Андрюше, ни тем более Таракановой я никогда не рассказывала о своих «расследованиях». Только Владе проговорилась, но это всё равно что открыть тайну тому самому дереву в лесу…
Я мечтала узнать, что стало с героями моего детства впоследствии, – и в то же самое время не хотела этого знать. Потому что, когда я выясню, к чему всё пришло, как дневники попали в музей и где умерла Ксения, история закончится. А я не хочу, чтобы она кончалась.
Возможно, я была сегодня в шаге от того, чтобы получить ответ на все эти вопросы! И убежала не потому, что стыдилась своего самозванства (Лжексения! Внучка лейтенанта Шмидта!), а потому, что мне важно прийти к финалу своим собственным путём, пусть не прямым, в обход и с буераками.
Домой я пришла совершенно вымотанная, с головой пустой и звенящей, как колокол. Мама всплеснула руками:
– Ты почему отключилась, Ксана? Эта твоя подруга звонила тебе сто раз, а потом уехала с чемоданом.
Телефон я как выключила в музее, так и не подумала включить обратно. Десять (не сто, но тоже прилично) пропущенных звонков от Влады – и сообщение от неё же, густо усыпанное позитивными стикерами. Продравшись через них, как сквозь колючую проволоку, я выяснила, что Влада уехала на десять дней куда-то в область, на випассана-практику. Нет у меня сил выяснять, что это такое.
К тому же нужно ещё купить коньяк, свежий торт и сигарет с ментолом.
Пойду, пока магазин не закрылся.
Свердловск, апрель 1937 г.
Мне уже было известно, что К.К. хлопочет квартиру, подал заявление в секцию и заявление директору. Квартира ему обещана в новом доме специалистов на улице Вайнера, дом ещё строится. Я спросила: «А как ты мотивировал свою просьбу, ведь у тебя квартира уже есть?» Он ответил: «Сказал, что развожусь с тобой». Итак, всё теперь известно. То, что я скрывала и только в минуты тягчайших сомнений открыла двум-трём знакомым, теперь уж стало общим достоянием. Возврата нет.