«Дальнейший свой путь не знаю…»
Хабаровск, далее – везде и нигде, 1938–1945 гг.
27 октября 1938 г., Хабаровск
Мама! Здравствуй!
На днях перевел тебе 800 рб. на Народную Волю с телеграфным уведомлением на Горный институт. Напиши, получила ли перевод.
Делал 15 октября доклад на техсовещании (при большой аудитории, в присутствии нач. ДВГУ и «корифеев» дальневосточной геологии). Доклад всем понравился. Работу хвалят. Подметили некоторые ошибки, вполне исправимые в процессе камеральной обработки.
А также немножко влетело за неряшливые записи в полевых дневниках. Отчитывалось пока только 3 человека (вернее, 3 нач. партии). Мой сосед с севера, нач. I партии, кандидат геологических наук Трифонов (из Ленинградского тех. института) осрамился со своей работой, её забраковали. Начальника крупномасштабной партии Шкляева, производившего совместно с нач. экспедиции Скороходом съемку в масштабе 1:50 000 структуры в средней части течения Маи, здорово общипали. Работу признали неудовлетворительной, а Скорохода постановили привлечь к уголовной ответственности. Материалы их работы в скором времени будут разбираться в Москве, в Центргеоконтроле. По-моему, Скорохода восстановят в тресте, так как его заслуги на ДВ очень велики и допущенные ошибки не столь уж грубы. А то, что нефть в Аяно-Майском районе есть, сейчас уж никто не отрицает.
Получил комнату, небольшую, но тёплую и светлую. Доволен. В магазинах промтоваров почти нет, так что послать тебе из одежды пока ничего не могу.
Сегодня иду в театр на выступление Викторины Кригер, завтра в Музкомедию – на «Цыганский барон».
Пиши о Мише и Юле. Привет Юле и её мужу.
В Ленинград, видимо, нынче поехать не удастся.
Как видишь, я доволен и работой, и условиями.
Ну, прощайте, мои родные. Целую всех вас,
сын и братишка Андрей.
Засушил много цветов в районе работ. Некоторые вполне схожи с уральскими.
20 января 1943 г., Красная речка
Мама! Здравствуй!
Не имею от тебя ни одного письма с сентября месяца. Беспокоюсь. О вашем житье-бытье меня более или менее информирует Катеринка, которая поддерживает с тобой почтово-телеграфную переписку. Чем объясняется, что ты не отвечаешь на мои письма, – не знаю. Хотел бы думать, что это вина почты – но почему тогда другие письма доходят?
Неужели ты, моя родная, рассердилась на своего сына? Но для этого как будто не было причин, а вины за собой перед тобой, Мама, не чувствую, за исключением моих прошлых, юношеских и детских проказ.