.
Северо Очоа (лауреат Нобелевской премии, ученый, Испания): “Наиболее фундаментальным достижением является развитие науки, действительно ставшее беспрецедентным […] Это и есть главная характерная черта нашего столетия”.
Рэймонд Ферт (антрополог, Великобритания): “С точки зрения технологий я бы выделил среди наиболее важных достижений двадцатого века развитие электроники, а с точки зрения идей – переход от относительно рационального и научного видения вещей к нерациональному и менее научному”.
Лео Валиани (историк, Италия): “Наш век демонстрирует, как эфемерны идеалы справедливости и равенства, однако также и то, что если нам удается сберечь свободу, то всегда можно все начать сначала […] Не стоит впадать в отчаяние даже в самых безысходных ситуациях”.
Франко Вентури (историк, Италия): “Историки не могут ответить на этот вопрос. Для меня двадцатый век – это только вечно повторяющаяся попытка понять его”.
(Agosti and Borgese, 1992, p. 42, 210, 154, 76, 4, 8, 204, 2, 62, 80, 140, 160)
I
28 июня 1992 года президент Франции Миттеран совершил внезапную незапланированную поездку в Сараево, в то время находившееся в эпицентре балканской войны, которой суждено было унести к концу того года многие тысячи человеческих жизней. Цель его визита заключалась в том, чтобы напомнить мировой общественности о серьезности боснийского кризиса. Естественно, появление известного, немолодого и явно болезненного государственного деятеля под огнем артиллерии и стрелкового оружия широко обсуждалось и вызвало восхищение. Однако один аспект этого поступка Миттерана остался почти незамеченным, хотя был, безусловно, очень важен: его дата. Почему президент Франции выбрал для своего визита именно этот день? Потому что 28 июня было годовщиной убийства в 1914 году в Сараеве эрцгерцога Австро-Венгрии Франца Фердинанда, через считаные недели приведшего к началу Первой мировой войны. Каждому образованному европейцу, ровеснику Миттерана, была очевидна связь между датой и местом – намек на историческую катастрофу, ускоренную политическим просчетом. Можно ли было лучше подчеркнуть потенциальный подтекст боснийского кризиса? Однако почти никто не придал значения этой аллюзии, за исключением нескольких профессиональных историков и старожилов. Историческая память коротка.
Разрушение прошлого или, скорее, социальных механизмов, связывающих современный опыт с опытом предыдущих поколений, – одно из самых типичных и тягостных явлений конца двадцатого века. Большинство молодых мужчин и женщин в конце этого века выросли в среде, в которой отсутствовала связь с историческим прошлым. Это делает профессию историка, обязывающую помнить то, что забывают другие, более необходимой в конце второго тысячелетия, чем когда‐либо раньше. Однако именно по этой причине историки должны быть больше чем простыми летописцами, хроникерами и составителями, хотя это также является их неотменимой обязанностью. В 1989 году всем правительствам земного шара, и в особенности всем министерствам иностранных дел, очень помог бы семинар на тему мирного урегулирования после двух мировых войн, о которых большинство из них явно забыло.