Я похвалил его предусмотрительность, и он удалился, а я остался, обуреваемый противоречивыми чувствами: мне и стыдно было, что я столь беззастенчиво провел этого легковерного юнца, и злился я на себя, оттого что пришлось так старательно тешить истинно британское тщеславие; однако в глубине души я ликовал: ведь я завязал дружбу с братом Флоры или по крайней мере сделал к этому первый шаг.
Как я отчасти и надеялся, они оба появились на другой же день. Когда я пошел им навстречу, на лице моем так тонко смешались гордость, приличествующая солдату, и вместе горькое смирение, подобающее пленнику, что я мог бы послужить отличной моделью живописцу. Признаюсь, я ловко это разыграл; но едва я увидел смуглое лицо и выразительные глаза Флоры, я залился краской — и это была уже не игра! Я поблагодарил их, отнюдь не высказывая бурной радости, — моя роль требовала, чтобы я был печален и относился к ним обоим совершенно одинаково.
— Я все думаю, — сказал я, — вы оба так добры ко мне, чужестранцу и пленнику, я просто ума не приложу, как выразить вам свою благодарность. И пусть это покажется странным, но я хочу доверить вам свою тайну; здесь никто, даже мои товарищи, не знает моего настоящего имени и титула. Для них я просто Шандивер, на это имя я имею право, но не его следовало бы мне носить, а другое, которое еще совсем недавно я должен был скрывать как преступление. Мисс Флора, позвольте вам представиться: виконт Энн де Керуаль де Сент-Ив, рядовой.
— Я так и знал! — воскликнул юный Рональд. — Я знал, что он дворянин!
И глаза мисс Флоры, как мне почудилось, сказали то же самое, но еще убедительнее. Во все время этой нашей встречи она их почти не подымала и лишь изредка на мгновение взглядывала на меня серьезно и ласково.
— Вы, должно быть, понимаете, друзья мои, что это довольно тягостное признание, — продолжал я. — Стоять здесь перед вами побежденным солдатом, узником и открывать свое имя — это нелегко тому, кто горд. И все же я хочу, чтобы вы знали, кто я такой. Пройдет время, и мы, быть может, еще услышим друг о друге — может случиться, мы с мистером Гилкристом услышим друг о друге на поле брани, а будем мы в разных странах, и печально было бы услышать о другом, как о незнакомце.
Брат и сестра были тронуты и тут же стали настойчиво предлагать мне всяческие услуги: хотели принести книги, табак, если я курю, и прочее в том же духе. Все это было бы весьма кстати, пока не был закончен подкоп. Теперь же это значило лишь, что можно перейти к главному, из-за чего я и затеял весь разговор.