Самсонов кивает. Внимателен.
Комсоргом ЦК на строительстве «Сибтяжмаша». В тридцать девятом по приказу Ворошилова — в армию, на курсы политруков. Финская кампания. Отечественная война. Все!
С а м с о н о в. Войну закончили генералом?
Ч е п р а к о в. Научился воевать, партия поставила генералом.
С а м с о н о в. Простите, сами демобилизовались?
Ч е п р а к о в. Просился — отпустили.
С а м с о н о в. Почему просились — можно узнать?
Ч е п р а к о в. Пожалуйста. Ранения мучили. После оправился.
С а м с о н о в. Ну, спасибо, ясно.
П а т л а й. Чего тебе ясно?
Ч е п р а к о в. Патлай!
П а т л а й (встал). Нет-нет, я буду вежливо… Запишите.
Ч е п р а к о в. Прекратить!
С а м с о н о в. Нет, отчего же…
П а т л а й. Запишите! (Качнувшись.) Гражданин этот, вот этот самый, был после армии председателем райисполкома в освобожденных районах и четыре года начальником управления гражданских сооружений, крупного управления на Каме… И учился, и приобретал знания… Н у ж н ы е знания! Нет, виноват, я уж договорю как-нибудь… А институт я кончал, пожалуйста, а толку от меня — пшик! (На Мамеда.) От тоже институт кончал и, возможно, еще станет таким же, не знаю… Это можете не записывать! Потому что волю и ум, практическую хватку и честное сердце человеку дают родная мама, жизнь и среда!..
Ч е п р а к о в. Товарищ Патлай, выйдите отсюда. Проспитесь — явитесь ко мне.
П а т л а й. Я имею право… потому что ты замотал меня… Не даешь отдыха ни днем ни ночью! За все время — я первый раз… Имею право! Виноват… (Махнул рукой и ушел.)
Вдали где-то вновь появился Т о л я.
Т о л я (Самсонову). Летчики вас требуют.
С а м с о н о в. Разрешите откланяться?
Ч е п р а к о в. Извините, товарищ. Не получился наш разговор… Не получился. Можете быть свободны.
Ушли почти все. Анна Дмитриевна собирает стулья.
Анна Дмитриевна, скажите, пусть вызовут мне на провод краевую газету, редактора. (И сразу, почти вслед ей.) Отставить. Анна Дмитриевна! Не надо!
А н н а Д м и т р и е в н а ушла. Чепраков замечает Лену.
Чем я тебя прогневил? В чем виноват?
Л е н а (спокойно). Я виновата. Все наперед знала… Вы не можете преобразиться вдруг. И никто не может. Нет, Александр Степанович, ничего не было. Только так можно еще хоть как-нибудь сосуществовать в этом тесном доме.
Ч е п р а к о в. Для чего сосуществовать?
Л е н а. Для того, чтобы вы могли построить трассу, чтобы вам помогли или хотя бы не мешали… Чтобы Абросимов не считал, что получает удар в спину… Чтобы… (Молчит. Мотает головой.) Н е л ь з я. (Со смехом сквозь слезы.) Он бы мне кого угодно простил… Камила! Синицына! Одинокий, больной человек. И я у него одна.