. В предисловии Гинзбург лаконично вспоминает об атмосфере, царившей в Институте истории искусств, и это воспоминание подготавливает почву для отобранных ею примерно 35 записей – в основном портретов знаменитых ленинградских поэтов и ученых, набросанных в конце 1920‐х – начале 1930‐х годов. Тема литературной жизни – не только общая нить этих миниатюр; Гинзбург также строит вокруг известных фигур несколько небольших групп записей: две записи подряд о Блоке, три подряд о Маяковском, шесть – об Ахматовой и четыре – об Олейникове. Внутри каждой группы порядок записей (не датированных) не совпадает с хронологической последовательностью
[511]. Гинзбург начинает и завершает публикацию записями иного типа, демонстрирующими, что автор не просто летописец: в начале она помещает запись с размышлениями о том, как различается манера читать в юности и в зрелости, а затем переходит к списку книг, по которым она жила (в нем содержится все, когда-либо написанное Львом Толстым)
[512]. Завершающая запись – о привычке заниматься писательской работой по ночам и о «человеке за письменным столом», который чувствует себя живым, освобожденным от тирании дневной рутины
[513]. В этой записи содержится словосочетание, вынесенное в название публикации, а позднее и одноименной книги Гинзбург.
В книге «Человек за письменным столом» (как и других, более пространных публикациях) «отрицательный» конструктивный принцип соблюдается куда более строго, чем в первой публикации. Это не значит, будто Гинзбург просто раскидала записи по полу и начала подбирать наугад, как сделал Шкловский (или, точнее, как причудливый персонаж, созданный Шкловским в качестве образа автора, ведь на деле в составных частях «Zoo» заметна некая последовательность или сюжет) – наоборот, кажется, что Гинзбург выстраивала их последовательность с целенаправленной дотошностью. Она часто помещала записи разных типов вперемешку, ради разнообразия: серьезная запись соседствует с юмористической, исторически значимая – с сокровенно-личной, короткая – с длинной, чья-то процитированная реплика – с размышлениями. Интересно, что запись о «человеке за письменным столом» – столь пронзительная концовка журнальной публикации – в книге обнаруживается на случайном месте, среди записей 1929 года, никоим образом не маркированная особо.
В отличие от журнальной публикации, введением к которой служили предисловие и запись-размышление, книга начинается неформально – с записи разговора с Юрием Тыняновым, происходившего, возможно, в коридорах Зубовского института. Тринадцатистрочная запись начинается так: