. Надрыв Г. Б. проявляется в ламентациях, иногда украшенных речевыми привычками интеллигенции (приобретенными ею в юности), но часто обнажающих примитивные интересы – интерес к утолению аппетита, хоть в еде, хоть в сексе. Во время блокады интерес к еде и физическим удобствам приобретает всеобщее, социально приемлемое или даже героическое значение (увязанное с выживанием города), и потому автоконцепция Г. Б. развивается в направлении все более неприкрытой демонстрации натуры. Как представляется Гинзбург, Г. Б. оправдывает свою автоконцепцию следующим образом: «Жизнь довела меня, образованную женщину (аспирантку), до того, что я разговариваю как блядь». Следовательно, ее надрыв – отчасти простодушный, а отчасти сознательный. У Г. Б. есть возможность испытывать двоякое удовольствие, «удовлетворяя примитивные импульсы» (тем, что она говорит о сексе и еде без обиняков) и наслаждаясь «переживанием [своей] автоконцепции».
Хамство, как и надрыв, – русский концепт поведения, название которого нелегко перевести на английский язык одним словом. Хотя здесь мы сосредоточимся на 1930‐х годах ХХ века, позднейшие размышления о хамстве, которые оставил русский писатель-эмигрант Сергей Довлатов, живший в Нью-Йорке, могут помочь нам разобраться в этом явлении (которое, как считал Довлатов, практически отсутствует в американском обществе): хамство «тем и отличается от грубости, наглости и нахальства, что оно непобедимо, что с ним невозможно бороться, что перед ним можно только отступить ‹…› хамство есть не что иное, как грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом – умноженные на безнаказанность ‹…› Именно безнаказанностью своей хамство и убивает вас наповал, вам нечего ему противопоставить, кроме собственного унижения, потому что хамство – это всегда „сверху вниз“, это всегда „от сильного – слабому“, потому что хамство – это беспомощность одного и безнаказанность другого, потому что хамство – это неравенство»[828].
Слово «хамство» образовано от слова «хам», а изначально восходит к имени Хам, которое носил один из сыновей Ноя. Современное значение этого слова, далеко выходящее за пределы библейских аллюзий, породило также глагол «хамить» («вести себя грубо, оставаясь безнаказанным»). Хотя хам – фигура могущественная, многие мыслители сочли, что это грубое поведение порождается слабохарактерностью. В эссе 1906 года «Грядущий хам» символист и христианский мыслитель Дмитрий Мережковский определял хамство как худший тип поведения раба, то есть худшую из разновидностей мещанства, а мещанство (вслед за Герценом) считал общей чертой позитивистов и мелких буржуа в Европе и Азии