Талантливые люди профессионально всегда честнее бездарных.
Когда доходит до беды, самая плохая семья удобнее самых лучших друзей.
То, что мы можем, и то, чего мы не можем, определяет границы нашего понимания[467].
В этих формулах есть нечто эмоциональное: они вносят логику в мучительные ситуации[468]. Так, младшие друзья Гинзбург вспоминают, что вторую из вышеприведенных формул она произносила в старости, когда, одряхлев, зависела от помощи друзей, поскольку родных рядом не было. Формулы Гинзбург говорят о ее богатом жизненном опыте, в них сочетаются два ключевых компонента, свойственные искусству слова (оба этих компонента она выделяла как характерные черты романа), – эмоциональность и обобщение[469]. Это плоды творчества и анализа одновременно.
В формуле сочетаются наблюдения за собой и за другими. То есть формула в особенности подходит писателю, который еще на раннем этапе определял свой проект как анализ не «неповторимо личного» и не «типического», а «всего психологически и исторически закономерного. Фатум человека, как точка пересечения всеобщих тенденций»[470]. Гинзбург как автор записных книжек уравновешивает неизбежные «случайные» элементы («случайности») описаниями закономерностей жизни[471]. Она пишет, что автор дневника или записных книжек должен «идти по пятам за собственной жизнью», никогда не забывая о том факте, что его или ее жизнь «не обязалась быть поучительной»[472]. Писатель-аналитик должен также поглядывать одним глазком на жизнь и судьбы других людей, чтобы выявлять типичное.
У формулы щекотливо-сложные отношения со временем: в ней сочетаются поступательная динамика записных книжек и что-то более стабильное, вдумчивое и окончательное – но не настолько окончательное, чтобы превратиться в тупик. Свое понимание формулы, взятой в ее отношениях с реальностью и словесным выражением, Гинзбург приводит в ключевом пассаже, который был написан летом 1929 года:
Всякая формула внутреннего опыта является выжимкой из большой массы недифференцированных и как будто бесцельных впечатлений. Иногда нужно загубить два месяца, прожить их в сумбуре обрывающихся ощущений, для того чтобы придумать одну фразу.
Я говорю о фразе, потому что для меня найденная формула – лучшая из наград. Все, не выраженное в слове (вслух или про себя), не имеет для меня реальности, вернее, я не имею для него органов восприятия. Выразить вещь в слове – не значит наименовать ее терминологически. Необходимо в каждом данном случае выдумать формулу, маленькую структуру, микрокосм сюжета, со своим собственным разрешением. Когда я вижу прекрасный пейзаж, не имея для него формулы, я испытываю ощущение ненужности происходящего, как если б я грызла семечки на лавочке в пыльном сквере. Все радости и горести жизни доходят какими-то словесными сгустками, как бы навязчивыми цитатами, надолго застывающими в сознании