Следующим действием он собирался сообщить ему, что Горейну Эвуду нездоровится. И тот отбыл в сопровождении нескольких доверенных лиц в сторону моря, чтобы погреть косточки. И об этом, конечно же, никто знать не должен.
Никто пока не должен был знать вообще ни о чем. Срыв своего плана Хамарт де Лавинд не простит ни одному живому существу.
— Игры закончились, — хмыкнул он, открывая портал. — Пора действовать.
Дом рода Атрикс.
— Кто это сделал? — голос ободрал горло, я не находила в себе сил отпустить руку отца и отвести от него взгляд. — Анир?..
Он вздрогнул, опустил взгляд:
— Это не я. Я бы никогда…
— О таком я даже и подумать бы не посмела, — слезы все еще обжигали щеки, но внутри меня царила ледяная пустота. Будто бы все чувства, все эмоции разом выгорели, умерли. Вместе с человеком, который был мне отцом. — Но ты тут. А значит, это дело рук императора.
Анир всхлипнул и дал волю чувствам: разрыдался, ударил кулаком по стене. Раз. Другой. Третий. Он сбивал костяшки в кровь, вымещая всю боль. Закричал.
Рядом со мной на корточки присел некромант, он аккуратно убрал мою руку от Эриона Атрикса и помог встать.
— Нужно уходить, — он говорил тихо, но каждое его слово звучало в моих ушах гулким эхом. — Никто не должен знать то, что мы услышали от твоего отца.
— Я не уйду, — голос надломился. — Я не оставлю его тут. Папа заслужил, чтобы его достойно проводили в последний путь.
— Этим займется Дит Варанд. Ирис, мы должны сейчас же уйти.
— Не называй меня этим именем! — я оттолкнула Рихтана, сама отступила на шаг, чувствуя, как в груди разжигается огонь ярости. — Никогда не называй меня этим именем! Меня зовут Лорейн Атрикс. Моего отца убил человек, чье сердце я вырву голыми руками. И сделаю это прямо сейчас!
— Нет, — колдун преградил мне дорогу. — Тебе сейчас нельзя ошибаться. Как ты не понимаешь?!
Я уже открыла рот, чтобы возмутиться. Но фон Логар коснулся моего плеча и что-то прошептал. Мир потемнел слишком резко. Последнее, что я почувствовала, как начинаю падать.
***
Боль. Ледяная боль и чувство беспомощности. Они пожирали меня изнутри, разрывали на части. Крик рождался в груди, но я не могла закричать. Слезы лились по щекам, обжигая кожу. Но я не могла их вытереть. Не могла пошевелиться.
Папа…
Усилием воли разлепив веки, я резко села и закрыла лицо руками. Меня трясло от ужаса, от осознания того, что я больше не смогу увидеть его, поговорить, обнять… Я больше ничего не смогу. Я проиграла. Мы проиграли.
Выдохнув, сквозь сомкнутые зубы, я прошипела:
— Они поплатятся. За все поплатятся. Я клянусь.