— С Эмганы?
— Со ставок! — рявкнул я на непонятливого приятеля.
— А что с ними не так? — вскинул он голову, но тут же передумал, — Хотя, да, не так. Восемьдесят два к одному. Таких коэффициентов давно не было, как старшекурсники говорят. Года два, наверное. Вот Эмга и взвилась. Она на тебя золотой обещала поставить. Сказала, что если снизить коэффициент — это придаст тебе уверенности.
— Да Релти с ней. Какую максимальную ставку можно сделать?
— Для студентов — дублон, для преподов — два, — моментом выдал мне ответ мой источник информации.
Во! Теперь конкретно и по делу. Он так бы на вопросы преподавателей лучше отвечал, а то вечно мямлит.
Дублон — это много. Десять золотых. У нас на втором курсе стипендия — два золотых в месяц. И это довольно приличные деньги. На первом стипуха была в два раза меньше, и то хватало, правда, без излишеств, впритык.
Дублон на языке Конто называется иначе, но мне, жертве сращения двух разных образцов памяти, это название ближе по смыслу и звучанию, как и некоторые другие местные слова. К тому же, когда я начинаю говорить, слова как-то сами меняются обратно, на правильные.
— Иди, поставь на меня дублон, — полез я в заначку Ларри, где он за всю свою жизнь скопил двенадцать золотых и несколько серебрушек разного номинала.
— Вот это, да-а-а, — только и смог сказать Ферд, глядя на высыпанные ему в ладонь золотые монетки, — Никогда столько денег в руках не держал.
— Так, я вроде готов, — глянул я на себя в небольшое зеркальце, приклеенное к стене.
Только что я закончил мучительный выбор между летними сандалиями и тяжёлыми башмаками, в пользу последних.
Башмаки мне заказывал отец у своего знакомого сапожника, услугами которого он пользуется, сколько я себя помню. Концепцию практичности и надёжности, «чтобы на всю учёбу хватило», сапожник постарался выполнить на всю широту своих взглядов и воображения. Верх из крепчайшей дублёной кожи. Многослойная подошва с каблуком, прошитая рядами самой толстой просмолённой дратвы. Подковки, которыми впору подковать циркового пони. В итоге получились вериги. Помнится, носили в моём мире христианские аскеты железные подошвы, чтобы усмирять плоть. Интересно, что больше весит — их вериги или мои полуботинки, едва доходящие до щиколотки? Впрочем, ботинки, до блеска начищенные, выглядят вполне прилично, а это немаловажный фактор. Артист, выходящий на публику, должен выглядеть.
Как бы то ни было, но мои башмаки — они сами по себе оружие. Хорошенько пни в такой обуви противника и, одним синяком он уже не обойдётся. Особенно местный народец, довольно хлипкий в кости, хорошо такими контропупить.