Голос Тараса (Беляев) - страница 22
Сквозь щели забора мы видели плотную спину пана Гржибовского, его жирный зад, обтянутый синими штанами, и прочно вросшие в траву ноги в юфтовых сапогах.
Между ног у пана Гржибовского была зажата голова Стаха. Глаза у Стаха вылезали на лоб, волосы были взъерошены, изо рта текла слюна, и он быстро, скороговоркой, верещал:
— Ой, тату, тату, не буду, ой, не буду, прости, таточку, ой, больно, ой, не буду, прости!
А пан Гржибовский, словно не слыша криков сына, наклонял свою плотную спину в нанковом сюртуке. Раз за разом он взмахивал ремнем, резко бросал вниз руку и с оттяжкой бил Стаха. Он как бы дрова рубил: то, крякнув, ударит, то отшатнется, то снова ударит, и все похрапывал, покашливал.
Даже у нас в огороде было слышно, как, взвиваясь кверху, звонко щелкал его ремень, хлопая по заду Стаха.
Стах закусывал губы, высовывал язык и снова кричал:
— Ой, тату, тату, не буду!
Стах не знал, что мы видели, как отец порол его, и скрывал от нас побои.
При людях он хвалил отца, с гордостью говорил, что его отец — первый и самый богатый колбасник в городе. Стах хвастал тем, что в ярмарочные дни больше всего покупателей в лавке его отца, на Подзамче.
В словах Стаха, конечно, было много правды.
Пан Гржибовский умел готовить превосходную колбасу. Заколов свинью, он запирался в мастерской, рубил из выпотрошенной свиной туши окорока, отбрасывал отдельно на студень голову и ножки, обрезал сало, а остальное мясо пускал в колбасу. Он знал, сколько надо подбросить перцу, сколько чесноку, и, приготовив фарш, набивал им прозрачные кишки сам, один. Когда колбаса была готова, он лез по лесенке на крышу. Бережно вынимая кольца колбасы из голубой эмалированной миски, пан Гржибовский нанизывал их на крючья и опускал в трубу. Погодя Гржибовские разжигали печку. Едкий дым горящей соломы, запах коптящейся колбасы доносились и к нам во двор.
Тогда мы подзывали Стаха к забору, чтобы выторговать у него кусок свежей колбасы.
Взамен мы предлагали Стаху цветные, пахнущие типографской краской афиши, программки опереток с изображениями нарядных женщин и маленькие книжечки — жития святых с картинками. Все эти афиши и книжечки приносил мне отец. Он печатал их в городской типографии.
Обычно вначале договаривались, что на что менять будем. Мы божились не надувать друг друга.
После долгих переговоров Стах, хитро щуря свои раскосые глаза, вприпрыжку бежал к коптилке. Он выбирал удобную минуту, чтобы незаметно сдернуть с задымленной полки кольцо колбасы.
Нетерпеливо ждали мы его возвращения у забора, покусывая от волнения горьковатые прутики сирени.