Они переворачивают вязанки с дровами, звенят пустыми ведрами, опрокидывают набок топчан и внимательно осматривают пол — ищут, нет ли где в нем вставных досок и потайных отверстий.
Один из петлюровцев неловко толкает нашу синюю суповую вазу. Она падает с полки на пол и с треском разбивается на куски.
— Темновато искать, пане осаул, — говорит офицеру высокий узкоглазый солдат, кивая в сторону спальни.
— Лампу! — приказал офицер.
— У нас нет керосину. Осталось только полбутылки, я его берегу на рождество, — объяснила тетка.
— Ничего, ничего, зажигай, а то присветим тебе так, что и до самой пасхи не забудешь! — подделываясь под тон начальника, угрожает ей узкоглазый петлюровец.
Делать нечего, — тетушка выливает последний керосин в пустую лампу. Он, булькая, льется в ламповый резервуар, и по комнате разносится запах керосина. Тетушка подкручивает фитиль; один из петлюровцев помогает ей, он зажигает спичку, и пламя быстро обегает вокруг закоптелой горелки. Скрипит стекло. Яркий свет озаряет комнату, сбитое, растревоженное одеяло на постели, зеленую листву кактусов и герани.
— Совсем другой коленкор! — улыбается узкоглазый петлюровец и перекидывает пружинный матрац на тетушкиной кровати.
Поставив матрац на попа, петлюровец вспарывает его широким ножом.
А офицер тем временем один за другим снимает с подоконника цветочные горшки и разбивает их на столе. Глиняные черепки летят на пол; земля, переплетенная беловатыми корнями, рыхлеет и рассыпается по клеенке.
На столе, словно свеженасыпанная могилка, вырастает холмик земли. Есаул вынул карандаш. Этим карандашом он разрывает вазонную землю, ищет чего-то в корнях.
Его солдаты роются в дубовом застекленном буфете; достав оттуда хрустальный графин, открывают пробку и нюхают водку, словно духи. Петлюровцы шелестят моими старыми тетрадями, лезут в Оськин рваный сапог, с шумом открывают крышку зеленого сундука и ощупывают теткины платья в шкафу.
Обыск длится до рассвета.
Уже перевернут сундук, отодвинут буфет, ощупаны одеяла и вспороты все подушки. Белые перья медленно летают по комнате. Кажется, что здесь только что ощипали курицу. Уже обысканы чердак и кладовая. Второпях петлюровцы уронили ящик, в котором хранились тетушкины лекарства. Мелкие сушеные лепестки ромашки валяются сейчас на полу. Рассыпана борная кислота. Запах ромашки, йода и камфары разносится по комнате.
Марья Афанасьевна стоит у белой печки, простоволосая, бледная, позабыв застегнуть кофточку, беззвучно шевеля губами.
Офицер устал. Он сидит у окна, сняв фуражку; у него покрылся испариной лоб. Офицер скребет пальцем по клеенке и разглядывает себя в блестящем самоваре. Поворачивает голову, зевает.