Они хотели полного политического и экономического равенства, многие также хотели освобождения чернокожих в виде чёрного национализма, конфедерации чёрных общин или какой-либо другой формы независимости от белого империализма. Ни одна из потребностей не была реализована: ни равенство, ни тем более освобождение.
Цветные по-прежнему имеют в среднем более низкие зарплаты, меньший доступ к возможности решения жилищных проблем и к медицинской помощи, и бо́льшие проблемы со здоровьем, чем белые люди. Де-факто сегрегация по-прежнему существует.[13] Политического равенства по-прежнему нет. Миллионы избирателей, в большинстве своём чернокожих, лишаются права голоса, когда это удобно интересам правящих кругов, и за весь период — от Гражданской войны и по сей день — лишь четверо чернокожих стали сенаторами.[14] Мифические плоды обретения гражданских прав не достались и другим расам. Латинские и азиатские иммигранты особенно уязвимы для злоупотреблений полномочиями со стороны официальных лиц, депортации и отказа в социальной помощи, за которую они платят налоги. Они вынуждены идти на вредные и изнурительные работы в подпольных потогонных цехах или в качестве мигрантов-батраков в сфере сельского хозяйства. Мусульмане и арабы испытывают всю тяжесть репрессий после 11 сентября, пока общество, объявившее себя «не различающим цветов», не видит в этом никакого лицемерия. Коренные народы находятся настолько низко по социоэкономической лестнице, что остаются вообще невидимыми, кроме как во время периодических манифестаций американского мультикультурализма, где их ежедневную реальность заслоняет фигурка гавайской танцовщицы — символ спортивных соревнований.
Образ движения против расового угнетения, принятый в первую очередь у белых прогрессивистов, пацифистов, просветителей, историков и чиновников, выставляется ими ненасильственным. Однако, хотя пацифистские группы, такие как «Конференция южного христианского руководства» (SCLC) Мартина Лютера Кинга, имели заметную власть и влияние, народная поддержка движения, особенно среди бедных чернокожих, всё больше тяготела к воинственным революционным группам, таким как «Партия чёрных пантер».[15] В соответствии с опросом общественного мнения Харриса в 1970-м году, 66 % афроамериканцев сказали, что действия «Партии чёрных пантер» придают им чувство гордости, и 43 % сказали, что партия представляет их собственные взгляды.[16] Фактически вооружённая борьба уже долгое время была формой сопротивления чернокожих господству белой расы. Мумия Абу-Джамаль смело описывает создавшуюся ситуацию в своей книге 2004 года «Мы хотим свободы». Он говорит: «Корни вооружённого сопротивления лежат глубоко в истории афроамериканцев. Только игнорирующие этот факт считают „Партию чёрных пантер“ чем-то чуждым нашему историческому наследию».