Я закашливаюсь и пытаюсь вдохнуть воздуха, но ничего не выходит. Моя рубашка покрывается влагой. Кровь — осознаю я.
— Грей! — Блейн приседает рядом со мной. — Ох, — говорит он, осматривая рану, держа руку на моем плече. — Эм… это…
Воздух, наконец-то, возвращается в мои легкие, и я рискую взглянуть на то, что обжигает грудь. Я приземлился на ветку все еще являющейся частью дерева. Я не только упал, но и пронзил себя. Я дрыгаю ногами, пытаясь встать, и боль проносится сквозь меня. Ветка была похожа на рыболовный крючок, держащий меня против моей воли.
— Полегче, Грей, — говорит Блейн, как будто я был домашним скотом, которого он мог приручить с достаточным терпением. — Полегче.
Я думаю, что в тот момент с кем-то другим было бы невозможно расслабиться, но что-то в том, как Блейн на меня смотрел, сказало мне, что он собирается все уладить, что беспокойство было грузом, который я мог передать ему. Он бы понес его за нас обоих.
Я посмотрел на ветки деревьев, которые как костлявые пальцы скребли белое небо, пытаясь выровнять свое дыхание. Блейн освободил меня от ветки с помощью своего перочинного ножа. Затем он обернул одну мою руку вокруг своей шеи, и мы вместе, пошатываясь, вышли из леса в город, с небольшим деревянным колом по-прежнему зажатым в моей груди.
Блейн потащил меня прямо в клинику. Картер сопроводила нас встревоженным взглядом, но с твердой рукой, и по происшествии некоторого количества времени, я был во здравии и перебинтован. Как мне объяснили, ветка не вошла достаточно глубоко в меня, чтобы проткнуть легкие, но это привело к большой потери крови. Останется шрам. И потребуется время на восстановление.
— Почему ты помог мне после всего? — спросил я Блейна. Он был рядом со мной на пустой постели, и полулежал зеркально мне. — После того, как я сказал, что ненавижу тебя?
— Потому что ты не имел этого в виду.
— Как ты узнал?
Он приподнялся и сел. Даже тогда Блейн мог превосходно посмотреть взглядом старшего брата.
— Если бы все было наоборот… если я бы сказал это тебе… что бы ты подумал?
Я все понял, но у меня осталось чувство того, что мне пришлось сделать это очевидным и неоспоримым. Что, если бы я был опаснее ранен? Что, если бы мои легкие были проткнуты, и этого разговора не было?
— Я вовсе не ненавижу тебя, — подтвердил я. — Ни на мельчайшую частичку. Даже если ты иногда скучный.
— Крыса, — поддразнивает он.
— Слизняк!
А потом нас было не остановить, мы выдавали какие только могли придумать оскорбления друг другу, пока нас не погнала домой Ма и не стала нашей аудиторией вместо Картер.