Больше полусуток в поезде Ксения проспала, изживая головную боль, которая всегда у нее начиналась после экзаменов. Просыпалась только чтобы попить и обмыть холодной водой вспотевшее во сне лицо. Проснувшись наконец по-настоящему и почувствовав, что головной боли уже нет, есть только тупая тяжесть, она вышла в тамбур, открыла наружную дверь, и тут же, весело охваченная ветром, кое-как расстелила на подножке газету, уселась, прижавшись к поручню. Начиналось настоящее путешествие, с приблизившимися деревьями, травой, запахами, с плотным воздухом.
Изредка ее сгоняли со ступенек кондукторы, но, поев и смыв с себя копоть, она снова возвращалась на черные от угольной пыли подножки. «Еду-еду-еду я по свету», — пела она, и — «Люблю на яблоню залезть». Сидеть на ступеньках — это было так же, как пить в жаркий день воду.
В ее купе ехали парни в альпинистский лагерь. Первые сутки она смотрела на них неприязненно: сначала от головной боли (парни только ее будили, то спрыгивая сверху, то присаживаясь на ее полку, чтобы поесть), потом просто от их трафаретного: «Девушка, а вы далеко едете?». Придирчиво отмечала она неуклюжесть одного из них, претензии на эрудицию и остроумие другого и миловидность третьего, самого юного. Ксения любила видеть недостатки в парнях, потому что знала в себе трудно подавляемое желание нравиться и невольную униженность, когда ей предпочитали других.
После нескольких неудачных попыток заговорить парни перестали ее замечать.
К вечеру, неожиданно раннему и темному, потому что это был уже юг, она вернулась в вагон, такая же добрая, как и грязная. Ребята сели играть в карты. Неуклюжий Леша нерешительно предложил ей участвовать — общительный Гена взглянул на Лешу насмешливо, а юный Володя даже сердито. Ксения однако согласилась и была так весела, простодушна, а главное, расположена к каждому из них, что лед растаял. Она уже забыла, что ее раздражали неуклюжесть одного, общительность другого и миловидность третьего — именно неуклюжесть, общительность и миловидность казались ей теперь трогательными и привлекательными. Дольше всех помнил обиду Володя. Но она объяснила, как зверски болела у нее голова, и он тоже потеплел.