В день, отвоеванный с подобным скандалом, Ксения, предварительно выставив любопытствующего Валерку, вытаскивала свои записки, садилась за стол и всячески сосредотачивалась. Увы, поэма не шла. В тоскливой прострации прислушивалась Ксения к гомону дома.
В коридоре старики-соседи готовили вместе обед.
— Миша, ты положил соль? — звонким молодым голосом спрашивала жена.
— Да-дааа! — на мотив какой-нибудь арии отзывался муж.
— Наденька, где луук? Лук — Лу-ук!
Соседка с другой стороны наставляла и распекала сына:
— Чтобы ты сидел здесь! Слышишь, что я тебе говорю, морда противная? Не хочешь жить с нами — иди к отцу, будешь тетку Райку мамой звать. Только назад не просись, ты слышишь? Кому я говорю? Хамлюга! Если я приду и тебя не будет, я с тобой по-другому поговорю, ты у меня дождешься!
На бумаге вместо стихов — бесконечные профили. И неплохие профили. Иногда вообще интересные. Только к чему они! С неприязнью прятала Ксения наброски поэмы в свой чемодан (поглубже) и принималась за неуправляемую, запущенную квартиру.
Почти никого из одноклассников в городе не оставалось. Танька должна была приехать только в августе. Многие отправились пешком за перевал. Щадя родительский кошелек и выгадывая время для поэмы, Ксения отказалась и теперь жалела.
Граф, поведав ей о том, что хочет прокладывать путь к планетам (словно была хоть одна девчонка в Джемушах, которая бы не знала этого), и попытавшись в заключение своей исповеди поцеловать Ксению (этого еще не хватало: Граф был все равно, что брат!), мужественно пережил ее отпор и сейчас уже был влюблен в соседку-курортницу.
От Сурена, одно за другим, пришло три письма — такие, словно они с Ксенией оба знали, что между ними что-то есть и будет. Она ответила только на первое. Ответила шутливо, по-приятельски и довольно-таки ясно. Но ее ответ не научил его. И второе, и третье его письма были все такие же.
Неожиданно пришло письмо и от Людвига, с шутливой припиской к адресу: «Через двор по дорожке, прямо вверх по лестнице» (из ее объяснений, как пройти к ним, если он летом поедет на юг). К великому возмущению Ксении первой прочла письмо мама. Ласковое, шутливое, заботливое письмо Людвига ввергло родителей в оторопь, поскольку Ксения, ревниво охраняя от посторонних взглядов свою жизнь, и не подумала рассказать им об этом знакомстве. Теперь однако, хоть и кратко, пришлось ответить на некоторые вопросы: да, новый знакомый… познакомились на киносъемках… ах, да я же вам писала, зарабатывала на поездку в Ленинград, хватит делать круглые глаза… ну да, куда там, киноактриса — хватает там таких и без меня… Людвиг Владимирович… с чего это немец?.. ну, не знаю, не спрашивала… журналист, искусствовед или что-то в этом роде, инвалид войны к тому же… Лет сорок, может, больше… да, бываю, да, встречаюсь, и хватит об этом! Родители замолчали: мама — осторожно, отец — сердито. Мать замолчала не менее прочно, чем отец. О, болтливая мама была очень молчалива в серьезных делах! На всякий случай Ксения быстренько порвала конверт с адресом Людвига.