Рассеять подозрения родителей было бы так легко, но, рассказав им правду, она, пожалуй, почувствовала бы себя ограбленной. То, что она все еще невинна, как тринадцатилетняя девочка, в конце концов только дело случая, ничто ей не мешает быть любовницей, если она того захочет, поэтому лучше не успокаивать родных, пускай заранее привыкают к мысли, что она уже не ребенок и что все это ее дело, ее одной, никак не их. Довольно и того, что в доме каждый раз сгущаются тучи, когда она уходит вечером. Мать тут не при чем, она и в детстве никогда не допытывалась, куда уходит Ксения, где бывает, зато отец и теперь не в себе, что Ксения перед ним не отчитывается. Не прошло и месяца, как она дома, и снова с железной необходимостью возникли старые ее отношения с родителями, а ведь издали казалось, что она никогда уже не будет ссориться с отцом и раздражаться на маму.
Вечерами, уйдя из дому, Ксения сидела где-нибудь совсем близко. Идти ей было некуда, не с кем и не к кому, но и домой не хотелось. Ночь, полная деревьев, шелестела над ней и вокруг нее, чуть зябли плечи, томительно пахло липой. Асфальт в сквозящей тени листвы казался зыбким. Вкрадчивый, теплый, душистый ветер касался ее, пробегал по ней. И было ей пусто, и тревожно, и сладостно. Хотелось поэмы или любви. Грезилось, что в большой Вселенной есть скрытая за равнодушием тайна, и тайна эта полна ослепительной радости.
* * *
Ксения и Валерка еще спали, когда мама, приоткрыв дверь, позвала:
— Ксеничка, Сурен приехал. Ты встанешь?
— Сурен? — вполголоса переспросила Ксения, растерянно таща к себе со стула одежду.
— Хорошо, что ты ее разбудил, Сурен, — уже болтала в соседней комнате мама. — Не разбуди ее, она спала бы до двенадцати. Жалуется, что мы ей делом заняться не даем, а сама вечером гуляет до полуночи, а утром спит до полудня: с вечера не уложишь, с утра не поднимешь.
— Ну, уж так и гуляю! — сощурено оглядывая светлую комнату, притворно-заспанным голосом молвила, появляясь, Ксения.
— Вот он я, оболтус! — показывая на свою пыльную рубашку, радостно сказал Сурен. — Даже не переоделся, боялся, что не застану.
Не таясь от мамы, он смотрел на нее влюблено, и Ксении стало вдруг тепло и весело.
Она выпроводила Сурена отдохнуть с дороги, клятвенно пообещав прийти через два часа. И в самом деле, через два часа уже стучала в дверь крохотного приземистого домика.
Мама Сурена кормила их душистым борщом, Сурен бегал к старенькому патефончику ставить пластинки и все беспокоился, чтобы Ксения ела побольше, посытнее. Его кругленькая мама хрипловатым голосом рассказывала смешные случаи из детства Сурена, словно Ксения уже была его подругой, которой дороги эти мелочи. Потом и вовсе на свет появился старый альбом, в котором на множестве фотографий младенец Сурен задирал пухлые ножки. Сурен в ужасе, не совсем шутливом, уволок Ксению на улицу.