Получив деньги, Коля с Богдановым зашли в солдатский распределитель. Там по записке старичка офицера им продали банку свиных консервов, булку, сто граммов маргарина и бутылку шнапса. Они завернули все это в газету и пошли в лесок. Там разложили костер и начали пировать. Степан после первого же стаканчика опьянел и стал плакать. Он плакал, всхлипывая, слезы катились по его желтым щекам, он не вытирал их, и они заливались к нему в рот, и только тогда он вытирал губы ладонью и виновато улыбался.
- Знаешь, что самое страшное? - говорил он. - Самое страшное - это какими мы можем стать потом. Сможем ли мы победить в себе эту ненависть, которая в нас родилась? Сможем ли мы побороть в себе страх, который теперь живет в нас вместе с отчаянием и храбростью? Сможем ли мы сломать в себе ненависть к людям, которые говорят на немецком языке?
Он жадно выпил шнапс, понюхал корку хлеба и, подвинувшись еще ближе к костру, стал говорить:
- Пал Палыч был моим следователем. Власовец, паскуда, нелюдь. Он лысый, старый и больной. Я видел что он болен, потому что у него все время закипала пена в уголках рта и еще потому, что лицо у него было желтое и до невозможности худое.
- Ну-ка, хлебало открой, - говорит Пал Палыч.
- Что?
Он грязно ругается и повторяет:
- Хавало открой свое! Рот, понял?!
Открываю рот. Он заглядывает, как говорят врачи, в зубную полость и сердится:
- Что, "желтую сару" уже сняли гансы?
Я ничего не понимаю.
- Фиксы, говорю, фиксы гансы сняли? Ну, фиксы, золото, не понимаешь, что ли?!
- Теперь понял. Не было у меня "желтой сары".
- Экономно жил?
- Экономить было не с чего.
- Не давали большевички навару? В черном теле держали?
- В каком?
- В черном! - орет Пал Палыч. - Больной, что ли?!
- Я-то здоровый...
Пал Палыч обегает стол и ударяет меня по щеке.
- Ты - умненький, - усмехается он, - шутить любишь. Колоться станешь или будешь ж... вертеть?
- Нет ее у меня. Кости одни остались.
- Пожалеть?
- Пожалел волк кобылу...
- Какая ты кобыла? Я бы кобылку пожалел. У лошади сердце большое и глаз добрый. А ты - человек. Самый страшный на земле зверь. Или я тебя, или ты меня. Какой номер обуви, подследственный?
- Сорок второй.
- Костюм какого размера носил?
- Тот, что украл?
- Ты мне не верти! Украл... Дома какой размер носил?
- Не знаю.
- Как не знаешь?
- У меня один и был-то костюм, отец подарил ко дню рождения.
- Давай, давай, чекистская харя! "Отец подарил"! Мозги-то мне не крути, знаем, сколько вам грошей отваливали. Высосали из народа всю кровушку... А ну, стань к стене!