— Теперь Ты могла бы уйти с торгов приблизившись к серебряному тарску, — заключил он.
Тогда я снова выпрямилась на коленях и, не осмеливалась встречаться с ним взглядом, сказала:
— Рабыня благодарна за то, что Господин доволен ею.
Насколько привлекательными оказались очень многие из гореанских мужчин! Я знала, что они часто глазели на меня, особенно в последние недели, и чем дальше, тем больше. Впрочем, я сама часто бросала свои застенчивые взгляды, надеясь, что остаюсь незамеченной. Не думаю, что в этом я хоть в чём-то отличалась от других рабынь. В конце концов, есть мужчины, и есть женщины, и естественно, что каждый пол должен чувствовать желание к другому, мужчина желание господина, а женщины желание рабыни. Как изумительно было бы, думала я, принадлежать одному из них, быть рабыней только одного мужчины, быть его единственной, быть его настолько, чтобы он мог делать со мной всё, чего бы ему ни захотелось. Как часто по ночам, запертая в длинной, низкой конуре, скованная одной цепью с другими такими же, я думала об одном, особом мужчине, том, который мне так запомнился по нашим прежним встречам. Как давно это было, но я так и не смогла его забыть. Воспоминания о нём по-прежнему были свежи во мне. А я даже не знала его имени. Впервые я увидела его в торговом центре на далёкой планете. Потом на складе, лёжа связанной у его ног. Последний раз я видела его через решётку выставочной клетки незадолго перед моей продажей. Я не сомневалась, что он, так или иначе, был причастен к тому, что я оказалась на Горе, к тому, что теперь я ношу ошейник. В клетке он меня не узнал. Похоже, он даже не помнил меня. Для него я была ничем, всего лишь одним животным среди множества других, которых можно ловить, пасти, покупать или продавать.
— И чем же Ты собираешься наполнить свой бурдюк? — поинтересовался он.
— Водой, конечно, Господин, — ответила я.
Он осмотрелся, словно настороженно, а потом сказал:
— Добавь туда паги.
— Но ведь ещё рано, — удивилась я.
— Тем не менее, — настаивал мужчина.
— На причале не должно быть никакой паги, — напомнила я.
— Всего чуть-чуть, — сказал он.
— Но я не могу, на причал запрещено приносить пагу, — попыталась объяснить я.
Наконец, я набралась смелости и подняла взгляд на него, но тут же, поспешно, опустила глаза вниз. Я испугалась, что моё упрямство его не обрадовало. Я не была паговой девушкой, и причал не был таверной. Меня могли выпороть уже за то, что просто приблизилась к чану с пагой.
— Нас нельзя использовать на причале, — испуганно прошептала я.
— Тебе нечего бояться, сладкая таста, — успокоил меня он.