— Вот видишь? — развёл руками Аксель.
— Дуй сильнее, — потребовал Ясон.
Тогда я набрала больше воздуха в грудь и попыталась дунуть сильнее, потом ещё и ещё, стараясь заставить свисток звучать, но я так ничего и не услышала.
— Даже когда он был целым, игра на нём требовала значительных усилий, и уж теперь, когда он сломан, — разочарованно махнул рукой Аксель, и недвусмысленно протянул эту руку ко мне.
Я, с облегчением вернув ему свисток, поднялась на ноги, отступила на несколько шагов назад и снова опустилась на колени там, где моё присутствие было бы удобно для мужчин. Оплетённая сетью бутыль теперь значительно полегчала, жидкость в ней плескалась на самом дне.
— Сомневаюсь, что теперь я сам смогу выдуть из него хоть какой-то звук, — вздохнул Аксель и, поднеся свисток к губам, насколько я могла сказать, изо всех сил дунул в крошечный инструмент.
— Позволь, я пробую, — попросил его товарищ, которого я решила ненавидеть всеми фибрами моей души.
Я, кстати, не без удовольствия наблюдала, как он пыжился, но даже у него, столь крупного мужчины, не вышло выжать какой-либо, хотя бы самый тонкий звук из этого упорного, маленького предмета. После этого свисток был передан всё ещё сомневающимся Ясону и Генаку, но, ни у одного их них, к их немалому удивлению и огорчению, дела лучше не пошли.
Однако, поглядев в сторону слина, я отметила, что Тиомен проснулся, поднял голову и навострил уши. Он заворчал, но этот звук свидетельствовал о том, что скорее озадачен, чем что-либо ещё.
— Слин беспокоится, — заметил Ясон, также обративший внимание на странное поведение зверя.
— Спокойно, приятель, — успокаивающе проговорил Аксель, и его шестиногий товарищ, снова опустил голову на лапы и закрыл глаза, а его хозяин меж тем вернул свисток на прежнее место, спрятав под воротом рубахи.
— Никчёмный инструмент, — заключил Ясон. — Выбрось его.
— Лучше я его отремонтирую, — сказал Аксель.
— Купи себе другой, — посоветовал Генак.
— Зачем? — удивился Аксель. — Мне этот нравится, я к нему привык.
— Пага! — потребовал Ясон, обращаясь ко мне, и я поднялась, чтобы обслужить его.
В бутыли к этому моменту осталось немного. Не больше, чем по четверти стопки на каждого из собравшихся.
Я постаралась встать как можно ближе к товарищу Акселя, сопровождавшего его на охоте, в которой добычей была я сама, и которая закончилась моей поимкой.
Как я его ненавидела!
Но, с другой стороны, разве он не отправился на мои поиски?
Действительно ли он искал меня только как беглую рабыню, которую обязательно следовало вернуть в лагерь. Этого я знать не могла. Не выглядит ли его пренебрежение мною в этом лагере слишком нарочитым? Почему он был здесь? Как так вышло, что он, впервые увидевший меня на далёкой планете, рассматривавший меня, как мужчина мог бы рассматривать только рабыню, настолько откровенно, что даже я поняла это, хотя впервые в своей жизни почувствовала на себе такой взгляд, очевидно и несомненно ставший одним из тех, кто отобрал меня для гореанской неволи, оказался рядом со мной в Брундизиуме, потом в корабельном лагере, а вот теперь и здесь в лесу? «Уверена, — подумала я, — он должен был запомнить меня». Могло ли быть так, что я для него была настолько бессмысленна, немногим более чем ещё один пункт в описи груза, ещё одна нагая женщина, которую тащат на сцену торгов, и всё это было простым совпадением? Действительно ли он совершенно не помнит меня, меня, в чьих мечтах он появлялся с такой частотой и регулярностью, со всей своей дерзостью, высокомерием, властностью, с плетью и цепью?