— Господин! — прошептала девушка, когда на неё упал свет маленькой, заполненной тарларионовым жиром лампы.
— Не нужно вставать на колени, — остановил я её порыв.
Она моргала глазами, ослеплённая светом лампы, довольно тусклой после палубы, но в темноте казавшейся ей нестерпимо яркой.
— Корабль стоит, — заметила рабыня.
— Мы высаживаемся на берег, — сообщил я ей.
— А где мы? — не удержалась она от вопроса.
— Понятия не имею, — пожал я плечами, — где-то к северу от Александры.
Она говорила тихо, поскольку с отплытием была предупреждена относительно этого.
— Лодыжка, — скомандовал я.
Девушка скользнула назад, прижавшись спиной к борту судна, и вытянула левую ногу.
Поставив лампу на песок, я отомкнул браслет.
— На борту больше сотни вооружённых до зубов головорезов, — напомнил я ей, — и это не считая моряков и судовых офицеров. Ты — единственная рабыня на этом корабле. Мужчины, в большинстве своём, не знают о твоём здесь присутствии. Держись как можно ближе ко мне.
— Уверена, Господин сможет защитить и сохранить меня, — улыбнулась она.
— Это было бы легче сделать, — хмыкнул я, — если бы у тебя было тело тарска и лицо тарлариона.
Она встала и, демонстративно встряхнув волосами, разбросала их во все стороны, а затем обеими руками зачесала за спину. После этого она выпрямилась и, проведя по бокам своими миниатюрными руками, пригладила тунику.
— Что же мне делать, если у меня нет тела тарска и лица тарлариона? — капризно поинтересовалась плутовка.
— Держись рядом со мною, — проворчал я, — и как можно ближе.
— Да, Господин, — улыбнулась она.
За весь переход я ни разу не использовал её даже в трюме, поскольку не хотел делить её с кем-либо. Таким образом, я предпочёл, чтобы в течение многих дней, проведённых в море, она не было доступна никому, даже и мне, её хозяину. Мне пришлось терпеть те же лишения, что и всем остальным. Но у меня не было желания пировать, в то время как все другие голодают. Я предположил бы, что эта моя причуда была вопросом уместности, и даже чести, но в этом, несомненно, было много и от благоразумия. Только дурак пересчитывает своё золото в общественном месте. Соответственно, я изо всех сил старался быть на виду, маяча на палубе, питаясь и спя там, занимая место у весла и так далее. При этом, конечно, я отлично знал о терзавшем мужчин голоде, поскольку я тоже делил с ними их голод, и о той опасности, которую он мог создать.
— Эй, взгляните! — воскликнул кто-то, когда я, придерживая люк, выдернул её с трапа на залитую светом открытую палубу.
— А ну успокоились все! — рявкнул Тиртай.