— Да Господин, — всхлипнула я.
— Покажи им, чем это должна быть женщина, — усмехнулся мой собеседник.
— Да, Господин.
Наконец мужчина, к моему облегчению, отступил от меня. Правда, он продолжил разглядывать моё тело. Более того, к нему присоединились два его товарища. Я держала голову поднятой и смотрела прямо перед собой.
— Аппетитное животное, — прокомментировал он.
Да, подумала я, пусть я животное, зато, аппетитное.
— Как и все остальные, — заметил его товарищ.
— Именно поэтому они здесь, — пожал плечами другой.
Как они смотрели на меня! Какими оценивающими были из взгляды.
Кем можно было себя чувствовать под такими взглядами, кроме как находящимся в собственности животным!
Но я и была находящимся в собственности животным!
Я сознавала себя имуществом, собственностью, принадлежащим кому-то животным.
Той ночью, в лагере, я корчилась, лёжа связанной на опавших листьях. Я плакала. Пылал каждый дюйм моего тела.
— Лежи спокойно, — буркнула моя сестра по каравану.
— Она хочет господина, — зевнув, объяснила другая девушка.
— Так же как и все мы, — сказала третья.
— Вроде как в тарновом лагере нас должны, то ли продать, то ли распределить, — заметила первая.
— Это имеет какое-то значение? — прошептала вторая.
Две из трёх гореанских лун просматривались сквозь листву. В нескольких ярдах от нас на корточках, опираясь на копьё, сидел часовой. Был ещё один, но он дежурил где-то в другом месте. В свете лун через полог листвы можно было рассмотреть случайные облака, одинокие и неторопливые, проплывавшие в ночной тишине над лесом.
Я лежала и вспоминала тот случай, что произошёл со мной в моём прежнем мире, в месте, казавшемся совершенно невероятным для такой встречи, в проходе большого, переполненного торгового центра. Тогда я заметила, что меня рассматривали так, как могли бы рассматривать рабыню, хотя я была полностью одета. Казалось он, своим пристальным взглядом, словно могучими руками, разорвал и сорвал мою одежду, вскрыв, как будто для оценки рабовладельца, то, что было непозволительно смело прятать под слоями ткани. В тот момент я ощутила, что на меня не просто смотрят, я ощутила, что меня рассматривают, оценивают. Как странно, насколько одно единственное мгновение, одна единственная случайная встреча, может изменить сознание и перевернуть жизнь, переупорядочив существование и его значение. Наверное, уже в тот момент я почувствовала, что где-то замерло в ожидании железо, которым будет отмечено моё бедро, насторожились цепи, готовясь окружить мои конечности, скучает ошейник, которому суждено обнять моё горло. Не ждали ли меня уже тогда, большой, массивный, высокий подиум, по опилкам которого пройдут мои босые ноги, неся меня к моей продаже?