Сингх просил похоронить его в Индии, развеять прах над родной деревней. Но эти двое не были зарегистрированы — браки с иностранцами в ССССР запрещались законодательством. Еще при жизни мужа, она все равно называла его мужем, Светлана написала Брежневу, умоляла отпустить их в Индию — Сингх мечтал умереть на родине. Леонид Ильич не любил сложностей ситуаций и, видимо, поэтому поручил разрулить ситуацию главному идеологу партии …….Суслову.
Это было худшее, чего она могла ожидать. «Толстые стекла очков не смягчали исступленного взгляда, который он вонзил в меня. „А ведь ваш отец был очень против браков с иностранцами. Даже закон у нас есть такой! Что вас так тянет заграницу?“- спросил он, будто я пришла просить отпустить меня в туристскую поездку. „Вот вся моя семья и дети мои не ездят за рубеж и даже не хотят! Не интересно!“ — произнес он с гордостью за патриотизм своих близких… Я ушла, унося с собой жуткое впечатление от этого ископаемого коммуниста, живущего прошлым. И он сейчас руководит партией!»
Урна с прахом стояла в квартире… Светлана продолжала хлопотать о разрешении на выезд. Властям не нравилась эта история. Подозрительным казалось вдруг вспыхнувшее чувство избалованной вниманием женщины к чужестранцу с разрушенным здоровьем. Но ведь коммунист! К тому же так ясно выразил предсмертную волю.
Ее выпустили в Индию в 1966-м году. В Индии цвет траура — белый. Светлана бегала по магазинам в поисках белых вдовьих одежд, даже сапоги ей непременно нужны были белые. Это в Индии-то сапоги! Она была охвачена лихорадочной деятельностью, как будто ждала чего-то, готовилась к чему-то…
Аллилуеву сопровождали двое телохранителей. Выполнив волю покойного, она вернулась в Дели. Через три дня, восьмого марта, должна была лететь в Москву.
Планировала ли она побег расчетливо и хладнокровно? В написанной еще в 1963-м, но изданной впервые в США в 1968-м году книге «Двадцать писем к другу», Светлана пишет:
«Как ни жестока наша страна, как ни трудна наша земля, как ни приходится всем нам падать, расшибаясь в кровь… — никто из нас, привязанный сердцем к России, никогда не предаст ее и не бросит, и не убежит от нее в поисках комфорта — комфорта без души.
И мне самой после стольких жесточайших потерь, после всей моей тридцатисемилетней никчемной, дурацкой, двойной, бесполезной и, увы, бесперспективной жизни — мне светишь ты, милая моя… Россия… И если бы не светил мне вечный свет твоей правды и добра, давно бы уж я засунула свою голову в петлю — да так, чтобы не сорваться из нее»…
Похоже, тогда, в 1963-м, писала она это искренне. А потом молодые силы, жизнь взяли свое, появилась перспектива.