Но даже если бы ничего этого не было, и Хрущев успел бы только прочитать свой знаменитый ночной доклад 24 февраля 1956 года на XX съезде КПСС — за одно только это ему нижайший поклон. Он первый перестал раскручивать «красное колесо» террора и первый об этом терроре внятно сказал людям.
Причисляющие Хрущева к «отрицательным гениям» ставят ему в вину соучастие в репрессиях, и на его совести есть расстрельные списки. Его сын Сергей Хрущев под напором журналиста говорит по этому поводу: «Я не могу утверждать, что Хрущев абсолютно чист. Но я не знаю его конкретных преступлений, что он подписывал и подписывал ли».
И еще: «Я не рассматриваю отца как активного участника преступлений. Наоборот, он был жертвой времени, в котором они вершились. Довольно трудно, например, говорить что-то о Новочеркасске. Кто отдавал приказы? Кто их подписывал?»
Сделайте поправку на сыновью субъективность, и перед вами почти признание. Но можно и не искать расстрельных списков с подписью Хрущева — достаточно посмотреть его послужной список.
С 1934 года — член Центрального комитета компартии Советского Союза. 1935 — глава московской городской и областной парторганизации. 1938 — 1-й секретарь компартии Украины, кандидат в Политбюро ЦК КПСС. 1939 — член Политбюро ЦК КПСС. 1944 — 1947 — Председатель Совета министров Украины, затем снова 1-й секретарь компартии Украины. 1949 — секретарь ЦК КПСС и 1-й секретарь Московского комитета партии. 1953 — 1-й секретарь ЦК КПСС, одновременно с 1958 по 1964 годы — председатель Совета Министров СССР.
Блестящая карьера в самые трагические годы. Тогда все решения политбюро принимались единогласно. Остаются ли сомнения в том, что Хрущев поддерживал репрессии, участвовал в них? Не мог не участвовать.
В своих «Воспоминаниях» он и не пытается представить себя диссидентом. Вот два характерных сюжета из его книги. Первый связан с продолжительными пьянками в составе политбюро, которые Сталин сделал традиционными еще до войны. Столько пить, сколько требовал кровожадный Коба, Хрущев не хотел, а потом уже и по состоянию здоровья не мог. Но от чарки не освобождали никакие мольбы.
«После войны у меня заболели почки, и врачи категорически запретили мне пить спиртные напитки. Я Сталину об этом сказал, и он какое-то время даже, бывало, брал меня под защиту, но это было очень непродолжительно. И тут Берия сыграл свою роль, сказав, что у него тоже почки больные, но он пьет, и ничего. Так я лишился защитной брони в том, что у меня больные почки, что мне пить нельзя: все равно пей, пока живешь, пока ходишь…