После ХХ съезда люди возвращались из лагерей, искали правды. Не всегда могли найти ее обычным путем и шли к нам в редакцию. Они рассказывали страшные истории. И было огромное количество просьб, которые пытались передать через меня. Какие-то я сама отметала совершенно сурово, когда понимала, допустим, что ничего сделать нельзя. Но о многом рассказывала отцу. Он выслушивал, предпринимал какие-то шаги. Но через два-три года устал. Прерывал:
— Пожалуйста, не рассказывай, дома я хочу отдохнуть.
Последняя из просьб, страшно характерная для нашей действительности, — от детей Кагановича, которым не разрешали захоронить мать рядом с родственниками на Новодевичьем кладбище. Изменилось отношение к Кагановичу — и все сразу должно быть запрещено. Юра Каганович меня у ворот дома встретил, передал письмо, отец тут же при мне позвонил…
— Когда, на ваш взгляд, у отца сформировалось негативное отношение к Сталину?
— Отец прозревал не один месяц и даже не год. С детства я помню негласное, необсуждаемое: Сталин — авторитет. Тостов за него дома никогда не произносили, но искреннее, хорошее отношение подразумевалось. Вообще, дом у нас был «идейный», никаких отклонений не допускалось. Помню, приехала я после первого курса на каникулы в Киев и бросила фразу типа: сомневаюсь, что Ленин был прав…
Боже, что мне мама устроила!
Но в последние годы жизни Сталина, отец потом рассказал — ложась спать, он клал пистолет под подушку. Чтобы, если придут арестовывать, успеть застрелиться.
Смерть Сталина все ускорила. Началась борьба за власть с Берией. Его победа означала бы, что семья наша будет расстреляна, тут иллюзий не было.
Я себе составила такую картину: даже получив всю полноту власти, отец не представлял реального положения в стране. Многие годы — на Украине, на войне… В какой-то степени он был от политбюро в стороне. Люди знали, что жизнь какая-то двойственная, где-то что-то чувствовали, но не разрешали себе задумываться и формулировать.
А потом сами становились жертвами. Я дружила с дочерью секретаря Ленинградского обкома партии Алексея Александровича Кузнецова Аллой. Пришло время, когда Кузнецова арестовали. Партийная карьера, борьба за власть… Сын его Валерий, он стал потом ближайшим помощником Яковлева (секретарь ЦК КПСС при Горбачеве. — Авт.), прочитал дело отца. Это, видимо, было настолько ужасно, Кузнецова били, пытали, что сестре Валерий сказал: «Никаких документов я не видел».
Кузнецова-старшего еще при Сталине арестовали — можно сказать, на моих глазах, потом взяли и его жену. И пятеро детей остались с парализованой бабушкой, без средств. Я у отца ничего никогда не спрашивала о судьбе арестованных, понимала, что нельзя. Но как только Сталин умер, попросила узнать о Кузнецове, жив ли. Через неделю, в воскресенье, мы гуляли вместе на даче, и отец говорит: