Заложники Кремля (Тархова) - страница 95

»

«Здравствуй Сетанка!

Спасибо за подарки. Спасибо также за приказ. Видно, ты не забыла папку. Если Василий и учитель уедут в Москву, ты оставайся в Сочи и дожидайся меня. Ладно? Ну, целую. Твой папка».

Со временем, особенно после смерти матери, идиллия все чаще омрачается. Отцу, мужчине, даже если очень постарается, трудно понять дочь. Но вряд ли Сталин считал нужным прилагать к этому усилия.

Он воспитывал девочку, считаясь только с собственным представлением о добром и дурном. Увидев свою малышку — десяти лет — в коротком платьице, устроил сцену:

— Ты чего это голая ходишь?

Как-то принес няне свои нижние рубашки из батиста и велел сшить Светлане «приличную» одежду — шаровары, «чтобы закрывали колени», и платье, выполняющее ту же стратегическую задачу.

— Папа! — взмолилась Светлана. — Так же никто не носит!

Вопль остался без внимания, няня распоряжение исполнила. Правда, «эталонные» шаровары и платье Светлана надевала только для отца.

Любой психолог, анализируя только один этот эпизод — с запретом на голые коленки, скажет: девочку, имеющую такого папу, ожидают большие проблемы в личной жизни. Так оно и случилось — Светлане предстояли пять замужеств, и ни одно из них не сделало ее счастливой.

Любовь Сталина к дочери проявлялась часто обидным, а то и унизительным образом. Как-то в Кремле большой компанией, а отец народов любил большие компании, встречали Новый год. Старшие товарищи пустились в пляс. Светлана, лет семнадцати тогда, наблюдала партийное веселье со стороны, ей не хотелось присоединяться к этим некрасиво выглядевшим, опьяневшим людям.

— Танцуй! — крикнул отец.

Она не шевельнулась.

— Танцуй! — приказал еще раз, грубым рывком схватил за волосы и вбросил в центр круга. Светлана заплакала, но убежать не посмела.

Со временем она поняла, что раздражала отца: из нее получилось совсем не то, чего бы ему хотелось. «Ты выше даже гор высоких!» — пел об отце любимый народом акын Джамбул Джабаев. Рядом с исполином все чувствовали свою неполноценность.

Обращение со Светланой прислуги (всех этих лейтенантов, капитанов, майоров МГБ, населявших дом) было гораздо более предупредительным, но то — казенные люди, соглядатаи.

С 1937 года за Светланой повсюду — в школу, на дачу, в театр — куда бы ни вздумалось ей пойти, следовал, соблюдая короткую дистанцию, чекист. Что определило дату? Светланин ли возраст, одиннадцать лет, начало трудного подросткового периода? Или боязнь мести — ведь самый пик репрессий? Остается только гадать. Но только с того времени девочка нигде не могла появиться без своего «дядька». Он имел право рыться в ее портфеле (а вдруг диверсия со стороны?), читать дневник (вдруг диверсия в голове?).