Свисаю с вагонной площадки,
прощайте,
прощай, мое лето,
пора мне,
на даче стучат топорами,
мой дом забивают дощатый,
прощайте,
леса мои сбросили кроны,
пусты они и грустны,
как ящик с аккордеона,
а музыку — унесли,
мы — люди,
мы тоже порожни,
уходим мы,
так уж положено,
из стен,
матерей
и из женщин,
и этот порядок извечен,
прощай, моя мама,
у окон
ты станешь прозрачно, как кокон,
наверно, умаялась за день,
присядем,
друзья и враги, бывайте,
гуд бай,
из меня сейчас
со свистом вы выбегаете
и я ухожу из вас,
о родина, попрощаемся,
буду звезда, ветла,
не плачу, не попрошайка,
спасибо, жизнь, что была,
на стрельбищах в 10 баллов
я пробовал выбить 100,
спасибо, что ошибался,
но трижды спасибо, что
в прозрачные мои лопатки
вошла гениальность, как
в резиновую
перчатку
красный мужской кулак,
«Андрей Вознесенский» — будет,
побыть бы не словом, не бульдиком,
еще на щеке твоей душной —
«Андрюшкой»,
спасибо, что в рощах осенних
ты встретилась, что-то спросила,
и пса волокла за ошейник,
а он упирался,
спасибо,
я ожил, спасибо за осень,
что ты меня мне объяснила,
хозяйка будила нас в восемь,
а в праздники сипло басила
пластинка блатного пошиба,
спасибо,
но вот ты уходишь, уходишь,
как поезд отходит, уходишь,
из пор моих полых уходишь,
мы врозь друг из друга уходим,
чем нам этот дом неугоден?
ты рядом и где-то далеко,
почти что у Владивостока,
я знаю, что мы повторимся
в друзьях и подругах, в травинках,
нас этот заменит и тот, —
природа боится пустот,
спасибо за сдутые кроны,
на смену придут миллионы,
за ваши законы — спасибо,
но женщина мчится по склонам,
как огненный лист за вагоном…
Спасите!
Когда-то Вознесенский писал поразительные стихи, любимейший поэт… Последние его стихи я почти не могу читать.
Почти на парковке стоят ряды очень забавных рыцарей, современных, конечно, смешны-ы-ы-ых! С утюгами и сковородками, щетками и метлами…
Кстати, мы пообщались с чудесной женщиной-гидом Ларисой и двумя латышками. Одна торговала изделиями из янтаря, не ширпотребом, а хорошими и дорогими. Вот она чуть не рыдала по тому поводу, что русские перестали приезжать. А русские перестали. Приток туристов сократился, как сказала гид, на 80%. Что говорить, если нас было всего двое!
Вторая латышка торговала очень вкусными конфетами и печеньем. Я такой клюквы в сахаре — гигантской и почти сладкой, садовой — вообще не видела раньше. Очень дружелюбна. Говорила о том же: без русских туристов доходы сильно уменьшились.
Вообще, я там еле сдерживалась, чтобы не выпалить ставшую любимой за последнее время поговорку: «За что боролись…» Что теперь плакать — не нужно было гадости делать, ничего бы этого не было.