Блатная музыка. «Жаргонъ» тюрьмы (Трахтенберг) - страница 62

— Воскормилъ-вспоилъ православный міръ,
Возлелѣяла меня чужая сторонка,
Воскачала-то меня лодка легкая.
А теперь-то я, горемышный я, во тюрьму попалъ.
Во тюрьму попалъ — кичу темную.
IV.
Изъ за лѣсу-лѣсу темнаго,
Изъ за горъ-го́рокъ высокіихъ,
Выплывала лодка легкая.
Ничѣмъ лодочка не изукрашена,
Молодцами изусажена;
Посередь лодки шатеръ стоитъ,
Бѣлъ шатеръ стоитъ полосатчатый;
Подъ шатромъ-то золота казна;
Караульщицей красна дѣвица.
Дѣвка плачетъ — какъ рѣка льется;
У ней слезы — какъ волны бьются.
Атаманъ ту дѣвку уговариваетъ:
— «Не плачь, дѣвка, не, плачь, красная!»
— «Какъ мнѣ, дѣвушкѣ, не плакати?
Атаману быть убитому,
Эсаулу быть разстрѣлену,
А мнѣ, дѣвицѣ, тюрьма крѣпкая
И сосла́ньицо далекое
Въ чужедальную сторонушку,
Что въ Сибирь-то некрещоную!»
V.
Ты воспой-воспой,
      Жаворо́ночекъ,
На крутой горѣ,
      На проталинкѣ.
Ты утѣшь-ко, утѣшь
      Меня молодца,
Меня молодца
      Во неволюшкѣ,
Во неволюшкѣ,
      Въ тюрьмѣ каменной,
За треми дверьми
      За дубовыми,
За треми цѣпьми
      За желѣзными.
Напишу письмо
      Къ свому батюшкѣ,
Къ свому батюшкѣ,
      Къ своему отцу, —
Не перомъ напишу,
      Не чернилами,
Напишу письмо
      Горючьми́ слезьми́.
Отецъ съ матерью
      Отступилися:
«Какъ у насъ въ роду
      Воровъ не было,
Ни воровъ у насъ,
      Ни разбойниковъ.»
VI.
Бывало у соколика времячко:
Лёталъ-то соколъ высокохонько,
Высокохонько леталъ по поднебесью.
Ужъ онъ билъ-побивалъ гусей-лебедей,
Гусей-лебедей, утокъ сѣрыихъ;
Нонѣ соколу время нѣтути:
Сидитъ соколъ то во поимани,
Во той клѣточкѣ, во золотенькой (sic!),
На серебрянной сидитъ шосточкѣ,
Рѣзвы ноженьки его во опуточкахъ.
VII.
Перекрѣпъ-то, перезябъ я, добрый молодецъ,
Стоючи́ подъ стѣнкой бѣлокаменной,
Глядючи на городъ на Катаевскій[9].
У Катаева воротцы крѣпко заперты,
Они крѣпко заперты воротцы, запечатаны.
Караульные солдатушки больно крѣпко спятъ,
Крѣпко больно спятъ солдатушки, не пробудятся.
Одна лишь не спитъ красна дѣвица,
Красна дѣвица — королевска дочь.
Брала она со престолу короночку,
Надѣвала ее на свою буйну голову,
Ещо брала со престола златы ключи,
Отмыкала отпирала каменну кичу[10],
Отпускала невольниковъ-подтюремщиковъ.
VIII.
Соловейко ты мой, соловейко,
Разнесчастный ты мой соловейко!
Ты не вей себѣ, не вей теплаго гнѣздышка,
Не вей при дорожкѣ,
А совей-ко лучше его при долинѣ:
Тамъ никто его, никто не раззо́рить
И твоихъ малыхъ дѣтушекъ никто не разгонитъ.
Какъ у Троицы было подъ горою,
За каменною было за стѣною, —
Тамъ сидитъ-сидитъ добрый молодецъ,
Онъ сидитъ-сидитъ въ мѣшкѣ[11] каменномъ.
Онъ не годъ сидитъ и не два года,
Но никто къ нему, разудалому,