Рапповцы, вслед за их предшественниками, не сознавали величия и значения М. Горького как основоположника новой, социалистической литературы. Его не причисляли к пролетарской литературе. Горький был для рапповцев всего-навсего попутчиком или в лучшем случае полупролетарским писателем, и они в соответствии с этим пониманием оценивали его творчество. Горьковское отношение к литературе, его советы, критические выступления по вопросам литературного движения ими не брались в расчет.
С трибуны первого съезда пролетарских писателей в 1928 году, выражая мнение руководства, В. Ермилов в докладе «О творческом лице пролетарской литературы» попытался определить социальный облик великого писателя следующим образом: «Горький – пролетарский писатель в той степени и постольку, в какой степени и поскольку пролетариат осуществляет задачи буржуазно-демократической революции, которые должны были быть осуществлены русской буржуазией, если бы она у нас не была столь бездарна и бессильна. Такое определение давало бы возможность понять и горьковский индивидуализм, соответствующий процессу пробуждения в ходе буржуазно-демократической революции личности, выделению ее из сплошного окуровского быта, оно давало бы возможность по-новому взглянуть на противоречия Горького в его отношении к интеллигенции, оно объяснило бы и горьковские антикрестьянские настроения и горьковский гуманизм»[363].
Ермилов утверждает, таким образом, что Горький явился выразителем буржуазно-демократической революции. Пролетарским его назвать можно «в той степени и постольку, в какой степени и поскольку пролетариат осуществляет задачи буржуазно-демократической революции». Но пролетариат пошел дальше, на свершение социалистической революции, а Горький, по Ермилову, остался на позициях Февраля, то есть на буржуазно-демократических позициях. Горький был, видите ли, попутчиком пролетариата только в период Февральской революции, то есть в политическом отношении он неизмеримо ниже советских писателей, так как они явились попутчиками пролетариата уже в период социалистической революции.
Это определение позиции Горького помогает, по Ермилову, объяснить все «противоречия» его творчества. Рапповский критик не обнаружил в творчестве великого писателя ничего, кроме индивидуализма, противоречий в отношении к интеллигенции, антикрестьянских настроений и гуманизма. Гуманизм, как известно, рапповцы воспринимали в отрицательном значении. Если обозреть творчество Горького советского периода только до 1928 года включительно, то достаточно назвать «Мои университеты», «В. И. Ленин», «Дело Артамоновых», два тома «Жизни Клима Самгина», чтобы понять, какой жалкой явилась критика Ермилова и как вредна была позиция рапповцев в тот период: классические произведения социалистической литературы не были взяты на вооружение всесоюзной пролетарской литературной организацией.