достижениями пролетарской литературы, т. Ольховый по сути дела отрицает пролетарскую литературу»
[450]. Б. Ольховый перед этим выступил в «Правде». Рапповцы критиковали его за утверждение, что пролетарская литература в ближайшее время завоюет гегемонию. Как видим, статьей Л. Тоом рапповцы «исправляют» свои прежние «ошибки» в оценке М. Шолохова. Правда, Л. Тоом отказалась от прямых обвинений М. Шолохова как кулацкого идеолога, но она всячески пытается доказать, что до пролетарского звания ему еще далеко. В статье «Кризис или агония», опубликованной в том же журнале и выражающей мнение редакции, бойкая полемистка заявила: «Ни Шолохов, ни Макаров, ни Ив. Касаткин, ни Довженко не являются кулацкими художниками. Но влияние кулацких настроений на ряд мотивов их творчества совершенно несомненно, идея «естественного мужика» враждебно противостоит идее социалистической переделки мира.
Беспощадное разоблачение такого рода настроений – вот задача марксистской критики»[451]. И это беспощадное разоблачение, выдаваемое за марксистскую критику, достигает кульминации при прохождении в печать третьей книги «Тихого Дона».
Как действовало на Шолохова беспощадное к нему отношение товарищей по организации, видно из его письма к А. Серафимовичу: «Горячая у меня пора сейчас, кончаю третью книгу, а работе такая обстановка не способствует. У меня рука останавливается и становится до смерти нехорошо. За какое лихо на меня в третий раз ополчаются братья-писатели? Ведь это же все идет из литературных кругов»[452].
Конечно, из общественных и литературных кругов шло и другое – подлинное понимание великой эпопеи XX века. А. С. Серафимович, А. М. Горький, А. В. Луначарский уже тогда высказали суждения, которые не утратили мудрой ценности и для нашего времени. В январе 1929 года, дав высокую оценку «еще незаконченного романа», Луначарский причисляет его «к лучшим явлениям русской литературы всех времен»[453]. Известно, как Горький и Серафимович не только выступлениями в прессе, но и непосредственным вмешательством помогли Шолохову опубликовать третью книгу «Тихого Дона». В письме к Фадееву от 3 июня 1931 года Горький решительно настаивает на печатании третьей книги. Это он мотивирует тем, что книга – «произведение высокого достоинства, на мой взгляд, – она значительнее второй, лучше сделана»[454].
Несмотря на то что «Тихий Дон» получал все большее признание, и не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами, рапповцы не воспринимали Шолохова как пролетарского писателя. Но они вынуждены были включить его имя на XVI съезде партии в число лучших, по их мнению, имен пролетарских писателей – таких, как А. Жаров, А. Безьшенский, В. Киршон, М. Чумандрин и другие; вынуждены были согласиться на публикацию третьей книги; вынуждены были дать положительную характеристику при вступлении Шолохова в конце 1930 года в партию – вынуждены, потому что не могли не считаться с быстро растущей популярностью писателя, с признанием его заслуг в партийной прессе, потому что (а это им было известно) И. В. Сталин назвал Шолохова «знаменитым писателем нашего времени», потому что, наконец, в 1931 году высокий авторитет Горького начал признаваться даже рапповцами. Но все же вплоть до 1932 года, когда из кандидатов Шолохов был уже переведен в члены партии, когда вышла «Поднятая целина», то есть, по существу, вплоть до ликвидации РАПП, руководители этой организации считали автора «Тихого Дона» еще далеким от коммунистической идеологии писателем.