— Спасибо вам за экскурсию по «Каподимонте».
И тут настороженность ушла, и лицо озарила прекрасная ясная улыбка.
— Так, значит, это вы — та самая особенная девушка, ради которой Лев упросил меня нарушить должностные инструкции.
Внутри стало невыносимо больно. Где-то в желудке. Где со вчерашнего дня ничего не было.
— Наверное, — едва слышно ответила Дина. Отвернулось. Эпическое полотно с массовкой в простынях стало расплываться перед глазами.
— Милая моя, вы совсем побледнели, — Дина почувствовала, как ее руки коснулись женские пальцы. — Пойдёмте-ка, я вас кофе угощу. С печеньем. Расскажите мне о своих впечатлениях. Меня зовут Лариса Константиновна.
Дина обернулась. Вдруг, сейчас, совершенно не вовремя, в музее, на глазах у его матери, Дине захотелось, наконец, разрыдаться. Повиснуть на шее у этой женщины, так чем-то неуловимо напоминающей Дине мать, и разрыдаться. Нарушив тем самым все возможные правила поведения в музее.
— Извините, я… мне… — Дина резко освободила свой локоть и, зажав рот рукой, выбежала из зала, а потом прочь из музея.
Но до дома доехать так и не смогла. Слезы настигли ее на уединенной, спрятанной в кустах густой сирени скамейке у задней стены музея. Домой Дина приехала с опухшим лицом. Говорят, после того, как поплачешь, становится легче. Врут. Только лицо опухает.
***
— Ну, здравствуй, Лев Аркадьевич.
— Что я натворил, что сразу — Аркадьевич?
— Тебе виднее.
— Я чист и невинен как агнец.
Мать лишь хмыкнула. Помолчала.
— Турочка с мальчиками у меня.
— Здорово.
— Когда приедешь повидаться?
Ему так все равно. Так равнодушно. Так плохо. Так больно. Что…
— Через час.
— Ставлю пирог в духовку.
***
Через порог дома матери Лев шагнул с некоторой опаской. Однако там было тихо.
— Где команчи? — опасливо спросил Левка.
— Викеша пошел с ними гулять, — Лариса Константиновна взяла из его рук ветровку и убрала ее в шкаф. Лев от всей души пожелал Викентию Мирославовичу удачи.
Из-за угла коридора показалась Тура. Они какое-то время стояли и просто смотрели друг на друга — беловолосая синеглазая женщина и черноглазый темноволосый парень. Потом шагнули навстречу и обнялись. И долго стояли молча. Даже Лариса Константиновна оставила их наедине, удалившись на кухню.
Левка давно уже не удивлялся тому, как не только не распадаются, а даже, наоборот, крепнут в разлуке, при долгих расставаниях семейные узы. Держат, не отпускают, даже если видишь родного человека раз в год. Но что это же правило работает для человека, не родного тебе по крови — это все еще удивляло.
Наверное, здесь было иное родство. Но оно, несомненно, было. Эта девушка несколько лет назад вошла в их семью и встала туда, где, кажется, ей было уже приготовлено место. Левке стала сестрой, матери — дочерью, Василисе — внучкой. Совсем на них всех внешне не похожая, но абсолютно по душе родная.