Дине это было только на руку. И, хоть и не сознавалась себе в этом, каждому известии об очередных неприятностях дочери Игоря радовалась. Даже перестала дразнить его гипотетическими внуками-мулатами.
Зато теперь она могла жить в своей, оставшейся от родителей квартире. Где все напоминает о них, особенно о маме. Где она могла делать то, что ей нравится. И могла ходить туда, куда ей нравится.
К Лоле.
***
— Малютка, ты готовишься к экзаменам? — Лола грозит Дине пальцем, пока та разливает чай.
— Конечно, Лолочка! — простодушно округляет глаза Дина. — Как раз сейчас готовлюсь к экзамену по истории кино. — Садится рядом, почти касаясь бедром бедра, протягивает чашку. — Какое твое любимое кино?
— Ты будешь смеяться.
— Не буду!
— Обещаешь? — Лола изволит манерничать. — Точно-точно не будешь смеяться?
— Честно слово! — Дина прижимает руку к груди. — Я не буду смеяться.
Львица Лола на какое-то время утыкается носом в кружку с чаем, а потом поднимает взгляд.
— В джазе только девушки.
— Обожаю! — взвизгнула от восторга Дина, едва не обронив свою чашку с чаем. — Мэрилин — лучшая!
— Точно! — радостно подтверждает Лола.
— А мне еще очень нравится Дина Дурбин. Меня в честь ее назвали. Мама. Это ее любимая актриса.
— Ты на нее похожа.
— Совсем не похожа, — смеется Дина.
— Ты брюнетка, как она.
— Тогда ты тоже похожа на Дину Дурбин, — парирует Дина Ингер и кладет голову на плечо своей соседке. — А еще я очень люблю «Касабланку».
— Это где шикарный мужик в плаще и шляпе? А я люблю «Лихорадку субботнего вечера». Как он двигается, этот парень, боги-боги!
Дина смеется, елозя щекой по его плечу.
— Что делать будем?
— Что делать, что делать… Разговор поддерживай. С остальным разберемся дома.
***
Домой Лев теперь возвращается на машине. Долгие пешие прогулки — в прошлом, так же как и поездки на такси. На прогулки нет времени, с учетом поздних визитов Дины в гримерку. Если еще и пешком домой идти — то на сон совсем времени не останется. А езда за рулем позволяет хоть что-то упорядочить в голове. Поездка по почти пустой Москве если не умиротворяет, то хотя бы примиряет. Дает передышку.
Дома быстро стянуть с себя все, прямо по дороге в душ. Встать под теплые, почти горячие, туго лупящие струи и …
— Отвернись.
— Ой, да шо я там не видела. Развлекайся, малыш.
Как долго в его жизни не было даже подобия намека на интим? Год как минимум.
В начале работы в столице его несло по бабам, как шайбу по льду. Казалось, здесь, в Москве, все другое, и женщины другие. Так и оказалось. Другие. Холодные. Расчетливые. И выморозило его. Да и сама работа в клубе, полном под завязку любыми доступными за деньги удовольствиями, в котором буквально фонило похотью, довольно скоро пришибла собственное либидо. Оно спряталось, затаилось где-то глубоко внутри. Для раскачки образа Лолы это было даже кстати: чем меньше мужского в себе чувствовал Лев, тем достовернее и интереснее получалась Лола. Тем большим успехом она пользовалась у публики.