Все благие намерения на этом же и угасли.
Лев и Дина даже успели сменить положение на диване с сидячего на лежачее. И Левка даже умудрился расстегнуть пару пуговиц на своей и одну пуговицу на Дининой рубашке. И на этом — все. Он не понял, почему. И что именно стало причиной. Но почувствовал точно. Как она снова… да, снова оледенела вся. Кажется, дышать будто перестала, руки безвольно повисли, и даже тело словно потеряло несколько градусов тепла.
Отстранился, все еще не веря, что это снова произошло. На что-то все же еще надеясь.
И осознал совершенно непостижимый факт.
Дина его боится.
До судорог боится.
До дрожи.
До паники.
Что он сделал, чтобы вызвать такую реакцию?!
Тишина в этот раз была просто давяще оглушительной, до чувства удушения. Не было спасительного шума гуляющей толпы где-то вдалеке. Только они двое, и молчание — гранитное, свинцовое, тяжелое.
И это оно, полнейшее, мать его, фиаско.
— Уже поздно, — произнес Лев чужим каркающим голосом. — Я, наверное, пойду.
Дина лишь кивнула. Стянула до горла ворот рубашки. Похоже, сейчас она была не способна говорить.
Чудесно, блядь, кофе попили.
***
Она прорыдала половину ночи. И треть этого времени — взахлеб. Давясь до рвоты своими слезами. Вспомнить потом не могла — когда еще так истово плакала в своей жизни. И плакала ли так вообще. Когда родители погибли — наверное. Но в это время она не любила возвращаться даже в воспоминаниях, да и вообще, тогда было детское, это не в счет. Взрослая она не так плакала. Или, наоборот, став взрослым — учишься не плакать. Или, наоборот, научившись не плакать — становишься взрослым. Херовая какая-то философия. Да и не до нее. Все глушили и перебивали эмоции.
Он был нужен ей. Как это назвать — любовью, привязанностью, зависимостью или каким-то другим таким же абсолютно бессмысленным словом — Дина не знала. Знала лишь то, что сейчас, когда еще звучал в квартире отзвук захлопнувшейся двери, она — задыхалась. От того, что не дышит одним воздухом с ним. От того, что не касается. От того, что…
… нема.
И не может объяснить.
Это вообще невозможно объяснить.
Потому что это не происходит с людьми.
Вторую половину ночи она ходила из угла в угол по квартире, мычала, стонала, кусала губы и пальцы. Задавала себе разные вопросы. Но ответов не находила. В ней, Дине, не было ответов. Или они были так глубоко, куда страшно лезть.
А где их искать вовне, если твой мир ограничен, очень сильно ограничен?
Измученная, с опухшим лицом и искусанными пальцами, она заснула в пять.
***
До дома шел пешком. Частично пешком, потом вызвал такси. Ходьба пешком не помогла.