Артельный Леня выпил последним и сказал:
- Вы, папаша, человек старый и многого в нашей жизни не понимаете, а перед гостями на меня позор наводить - нехорошо. Как я с вами говорил раньше, так и теперь говорю...
- Да я шучу, чудной, - сказал дядя Федя, - нешто гость не понимает?
Потом все подошли к самолету и стали ломиками выбивать рыбу, вмерзшую в лед.
Струмилин тоже взял ломик и начал работать вместе со всеми. Он глубоко вдыхал холодный воздух и весело щурился, потому что в ледяных брызгах, искрой вылетавших из-под ломиков, звонко всплескивалось сине-красное солнце и слепило глаза.
Струмилин работал радостно и споро. Он сделался мокрым, плечи болели хорошей усталостью, а дыхание очистилось от папиросного перекура и стало чистым и глубоким.
"Надо обязательно физически работать, - думал он, - без физической работы человек гибнет лет на тридцать раньше, чем положено. Обязательно начну что-нибудь копать..."
Вдруг Струмилин, слабо охнув, опустил руки с ломиком и замер.
- Что, ушиблись? - спросил Аветисян.
- Нет, - тихо ответил Струмилин и почувствовал, что сильно бледнеет, немного совсем. Чуть-чуть...
Он не ударился. Просто в сердце вошла боль, острая и неожиданная. Так у него было три раза. Он пугался этой неожиданной и страшной боли, но она довольно быстро проходила, а потом оставалась слабость, как после бессонницы.
"Черт возьми, неужели же это настоящее что-нибудь? - думал Струмилин, опускаясь на лед. - Неужели это настоящая болезнь сердца?" Но прошло несколько минут, и Струмилину показалось, что боль прошла совсем. Он положил под язык таблетку валидола и улыбнулся.
"Нет, ерунда, - решил он, - просто, наверное, устал. Поедем к морю с Жекой, и все пройдет. Это уж точно..."
Никто, кроме Аветисяна, ничего не заметил, потому что и Пьянкову, и Броку, и Богачеву не было еще тридцати. И хотя дяде Феде было за семьдесят, он не знал, в какой стороне груди бьется сердце, потому что всю свою жизнь он занимался только одним: ловил рыбу.
4
- Кто хочет пойти в баню? - спросил Аветисян.
- А где? - удивился Пьянков. - День-то сегодня не банный.
- Ориентировка на местности, милый...
- Где баню сориентировал?
- В подвале электростанции. Вполне приличное помещение.
- Крыс нет?
- Есть, но они сытые и на такого тощего, как ты, не польстятся.
- Тогда я за баню, - сказал Брок и стал доставать из портфеля чистое белье и мыло.
В подвале электростанции было темно и холодно. Летчики шли друг за другом, натыкаясь на какие-то трубы, куски металла и ободья от бочек. Они сдержанно чертыхались. Аветисян пробирался первым и все время приговаривал: